Стремительный и драматический ход второй крестьянской войны под предводительством Степана Разина (1667—1671) в Среднем Поволжье не будет понятен, если мы не обратимся к ее предыстории. А она не только не была ровной и спокойной, но, наоборот, являла признаки все более нарастающего взрыва.

Социально-экономический облик Среднего Поволжья имел свои характерные черты. Они заключались в том, что здесь существовали районы как освоенные русским населением с достаточно развитыми формами сельского хозяйства, промыслами и торговлей, так и слабо заселенные и вновь колонизуемые. Население состояло из русских, мордовских, татарских, чувашских, марийских крестьян и крестьян других национальностей, которые подвергались феодальному угнетению своих и русских феодалов, а также со стороны государства.

Одной из самых распространенных и, так сказать, первичных форм антикрепостнического движения было бегство. После принятия Уложения 1649 года в 50—60 годах XVII века, то есть непосредственно накануне второй крестьянской войны, оно приняло массовый характер. Сыскные дела, отдаточные книги беглых, законодательные акты позволяют изучить периоды его оживления, а также далеко небезобидный для помещиков характер. Побеги нельзя отнести к чисто пассивным формам классовой борьбы: они сопровождались угоном скота, поджогами поместий, убийствами феодалов и их приспешников, грабежами и расправой с представителями вотчинной администрации.

Начавшаяся русско-польская война и бесславная попытка ввести медные деньги увеличили тяготы населения. Отчасти, очевидно, этим можно объяснить то, что сложившийся в 60-е годы «судебно-полицейский сыскной аппарат так и не был в состоянии предотвратить побеги крестьян»

Так, за пятьдесят лет, прошедшие с 1628 по 1678 год, население мордовских деревень только в одном Арзамасском уезде сократилось на одну пятую, а пашня мордвы убыла на одну четверть.

В то же время сюда хлынули не только представители служилых людей, но и дворцовые ведомства, монастыри и другие группы феодалов. Они захватывали леса и земли в Инсарском, Темниковском и других уездах. Среднее Поволжье энергично «осваивалось» феодальным государством. В результате указанных явлений различным группам феодалов в Мордовии принадлежало в XVII веке до 75 процентов земель.

Все это и может нам объяснить, почему так остро протекали именно в этом районе события второй крестьянской войны.

Изолировать их от общей борьбы крестьян во время крестьянской войны в Среднем Поволжье или даже во всей европейской части России очень трудно и едва ли возможно.

Направляясь из Астрахани летом 1670 года вверх по Волге, Разин брал один город за другим, вернее, жители Саратова, Самары и других городов сами открывали ворота и встречали его армию хлебом- солью: Вводилось управление по типу казачьего круга: избирали атамана, есаулов, население делили на десятки, сотни о тьмы. Повсюду казнили воевод, дворян, приказных людей. Открывали тюрьмы о выпускали колодников и делали первые шаги по наведению порядка.

Продвигаясь вверх по Волжской артерии, Разин применял свои, ему присущие агитационные приемы. Он рассылал прелестные письма, в которых содержались призывы ко всей черни..

Кроме того, от армии отделялись небольшие отряды от 4 до 40 человек во главе с доверенным энергичным казаком, которые продвигались вперед или несколько в сторону подымали население на борьбу, организуя новую власть на местах.

Кульминационным моментом второй крестьянской войны, по общему признанию было сражение за Симбирск, куда в то время был собран большой кулак войск, миновать его повстанцы не могли. Отсюда открылся бы путь в центральные районы России, уже в значительной степени охваченные крестьянским движением, а также на Казань и Москву. Сражение за Симбирск длилось почти месяц (с 5 сентября по 4 октября). Оно стоило больших жертв и показало упорство и выносливость разношерстной о неровно вооруженной армии разинцев в столкновении с регулярным войском Ю. Барятинского, подошедшего из Саранска, и И. Б. Милославского, оборонявшегося в Кремле.

Разин очень искусно вел осаду города, применял ночной бой, и уже на следующий день повстанцы овладели посадом и первой оборонительной линией. Барятинский, обманутый маневром Разина, обошедшим город с севера, вынужден был отойти к Тетюшам. В своей отписке царю полковой воевода указывал на сочувствие и помощь симбирян разинцам: «на котором месте стояли синбирцы, против тех прясел норы и пришли; и стреляли синбирцы по них пыжами и в острог впустили». У полкового воеводы отбили обоз с платьем и запасами. Тем временем с черты к Разину прибывали люди, сосланные раньше за участие в городских восстаниях.

Присутствие восьмитысячной армии Разина под Симбирском активизировало борьбу населения по черте и в уездах. Алатырский воевода А. Бутурлин сообщал, что «Синбирского уезду крестьяне и татаровя и мордва и черемиса тебе, великому государю, изменили и синбирен дворян и детей боярских... побили з женами и з детьми и домы их разграбили».

Четыре раза Разин вел свои отряды на штурм симбирского кремля. Были применены такие меры, как стрельба зажженной соломой, горящими дровами. С северной стороны повстанцы возвели земляной вал длиною в 40 сажен вровень со стеной и с него вели обстрел города.

Когда Барятинский подвел снова свои войска, Разин с отрядами вышел ему навстречу, чтобы упредить его встречу с осажденными. Бой произошел на реке Свияге, в двух верстах от города. В этом сражении, перешедшем в рукопашную схватку, Разин был сильно ранен: «и рублен саблею, и застрелян ис пищали в ногу». Житель Алатыря С.С. Степанов пытался его взять в плен, но был убит подоспевшими казаками.

Этот кровопролитный бой окончился поражением разинцев. Барятинский соединился с гарнизоном Милославского. Перебежчик предупредил казаков, что у них хотят «струги отбить», то есть лишить их средств передвижения. Тяжело раненного Разина срочно поместили в струг, который прикрывали оставшиеся казаки, которые «шли к стругам отводом».

За время месячного стояния под Симбирском армия Разина сильно поредела, последние остатки ее были прижаты к воде, люди частично утонули, рассеялись по лесам или были схвачены и казнены.

Отличительной чертой второй крестьянской войны было то, что в ней участвовали почти все народы Поволжья, которые вместе с русскими боролись против наступления крепостничества на их земли, гнета феодального государства, давившего их налоговой машиной, за землю и за волю, как ее в то время понимали и русские и нерусские народы.

Главные баталии крестьянской войны на территории Мордовии развернулись в последний момент пребывания войска Разина на Волге, а именно в ходе сражения его на подступах к Симбирску и осенью 1670 года уже после того, когда главная армия повстанцев была разгромлена, а сам Степан Разин, раненный, был поспешно увезен приближенными на Дон.

События в этом районе развивались следующим образом. Поскольку летом 1670 года, после овладения Астраханью, главное войско Степана Разина двинулось вверх по Волге на стругах, царские войска были направлены в поволжские города: Казань (князь П.С. Урусов) и Нижний Новгород, а также с целью загородить продвижение подвижным разинским отрядам на Симбирскую засечную черту и прилежащие к ней города и крепости, в Саранск (князь Ю.Н. Барятинский). Здесь было собрано войско из полков рейтарской службы и поместной конницы. Оно должно было служить заслоном для проникновения повстанцев в центральные районы страны.

Однако продвижение войска Урусова растянулось на все лето. Помещики неохотно оставляли свои имения и собирались в полки буквально из-под палки: приходилось бросать в тюрьмы их крестьян, а некоторых наказывать батогами. Царские указы грозили за неявку в полки отбирать поместья, понижать в званиях и чинах и вообще «быть в жестоком наказанье». Принятые таким образом жестокие меры привели к тому, что к концу августа упомянутые войска подошли к Симбирску.

На первом этапе Саранск стал центром пребывания полка Ю. Барятинского. Но по мере продвижения основной армии С. Разина к Симбирску, сюда же поспешил из Саранска со своим полком и князь Ю. Барятинский. При всей стратегической важности Саранска, потеря Симбирска имела бы для царских войск очень опасные последствия. В конце августа ужас объял не только окрестных помещиков, но и царских воевод. В панике боярин И. Б. Милославский сообщал из Симбирска, что Разин находится в двух днях пути от города. Все это вынудило Ю. Барятинского покинуть Саранск, и 31 августа он подвел свои полки к Симбирску. Разину не удалось упредить царских воевод. Его отряды подошли к Симбирску лишь 4 сентября.

Что же происходило юго-восточнее Симбирска, в оголенном царскими войсками Саранске и в других городах и селах?

Как уже указывалось, продвигаясь вверх по Волге, Разин применял здесь тот же прием, что и прежде: он высылал вперед в различных направлениях своих приближенных с подвижными небольшими отрядами, снабжал их «прелестными письмами», они прибывали в районы уже объятые восстанием, к населению, готовому присоединиться к армии Разина, подымались на борьбу, выполняя свои местные задачи, и ждали прихода основной армии повстанцев.

В этом же духе действовали на сей раз. Один из виднейших сподвижников С.Т. Разина Михаил Харитонов направился с четырьмя товарищами по Корсун-Саранской черте, и вскоре его отряд насчитывал уже пять тысяч человек. Как смерч, пронесся он по городкам и крепостям, вновь выстроенным лишь в 40-е годы XVII века. Повсюду Харитонов призывал «…чтоб итти в русские городы и побить бояр и жон их и детей и домы их разорить». Во время этого похода, закончившегося в сентябре в районе Конобеева Шацкого уезда, восставшие проводили мобилизацию в свое войско «з дыму по человеку», если же от мобилизации уклонялись, в «прелестной памяти» говорилось следующее: «А будет к нам вы собраньем не пойдетя на совет, вам быть от великого войска в казни..., и домы ваши будут розорены, и животы ваши и статки взяты будут на войска».

История взятия Саранска ничем не отличалась от взятий предыдущих городов. Он был захвачен восставшими 4 сентября, то есть в самом начале битвы основной армии Степана Разина за Симбирск, и продержался в руках повстанцев до 16 декабря, когда его вновь захватил князь Ю. Барятинский. Воевода был приговорен к смерти, горожане открыли тюрьму, выпустили всех тюремных сидельцев, как тогда называли заключённых, среди них оказались выдающиеся руководители крестьянской войны в этом районе, как, например, Федор Сидоров, возглавивший поход к Темникову. Именно в это время развернулась деятельность замечательной русской женщины-атамана Алены, о которой мы скажем несколько ниже.

По национальному и социальному составу отряды разинцев не были однородными: в них были и русские крестьяне, посадские и служилые люди, и татары, и мордва.

Мордвины этого района очень активно поддерживали разинского атамана, именно они составляли основную часть войска на засеках. Страстно ждали Разина и даже сообщили жителям Алдалова, что «писал де тот Стенька Разин к атаману Мишке Харитонову, велел себя ждать в деревне Зарубкино, а он де, Стенька, на Пензу к себе ждет с степи людей иных земель».

В Нижегородском крае особенно бурно проходило восстание в Лысково, Мурашкино и под Макарьево-Желтоводским монастырем. Здесь руководил движением разинский атаман Максим Осипов. Кроме русских крестьян, к нему «пришли в збор на Мурашкино татары, и мордва, и чуваши многие люди», упоминаются также «курмышская и ядринская черемиса», все они «приходили охотою и з государевыми людьми бились... А мурашкинские и лысковские и окольных деревень крестьяне все были с ними на воровстве».

Осенью 1670 года в Среднем Поволжье повстанцы провели с карателями около полусотни крупных сражений: 8 — в сентябре, 22 — в октябре, что показывает апогей борьбы, 11— в ноябре, 7— в декабре и даже в январе 1671 года.

Большая часть городов Среднего Поволжья почти на три месяца оказались в руках восставших и практитически не починялись московским властям. И. В. Степанов приводит следующие данные на этот счет:

Саранск: с 4 сентября по 16 декабря,

Атемар: с 18 сентября по 16 декабря,

Инсар: с 19 сентября по 15 декабря,

Темников: с начала октября по 4 декабря и т.

Эпопея этой борьбы нашла отражение в исторических повестях. Так, в 70-е годы XVII века, уже после окончания крестьянской войны, были написаны «Сказание о нашествии на обитель преподобного отца нашего Макария Желтоводского, бывшем от воров и изменников воровских казаков» и «Сказание о чудесах иконы Тихвинской богоматери в Цивильске». Оба эти произведения вышли из среды духовенства они рисуют два эпизода ожесточенной борьбы в Среднем Поволжье: за Макариево-Желтоводский монастырь под Нижним Новгородом и осаду пятитысячным войском чувашей г. Цивильска. Повести написаны в религиозно назидательном духе в противовес крестьянской, фольклор ой трактовке исторических событий. Они враждебны восставшим и Разину, полны религиозно-мистических вымыслов и направлены на идеологическое обоснование победы над крестьянами.

Совсем иначе трактовал крестьянскую войну и образ Степана Разина народ. В песнях исторического содержания восхвалялись удаль, смелость, преданность свободе крестьянского вождя.

Ай, во кругу-то они думу думали,

Ну кому-то, братцы, атаманом быть?

Ай, атаманом-то будет Степан Тимофеевич.

Братцы, вот он речь возговорил,

Вот он, братцы, речь хорошую:

«Братцы, вы мои казаченьки,

Ай, ну голь же, голь бедняцкая,

Собирайтесь вы со всех, ну со всех сторон!

Товарищи, вы други любезные,

Собирайтесь, братцы, вот вы слетайтеся.

Братцы, на волюшку-волю вольную!»

О том, насколько правдиво эта песня передавала действительные призывы Разина, показывает ее сравнение с текстом так называемого «прелестного письма», в котором Разин призывал народ в свое войско:

«Грамота от Степана Тимофеевича от Разина. Пишет вам Степан Тимофеевич, всей черни. Хто хочет богу да государю послужить, да и великому войску, да и Степану Тимофеевичу, и я высылаю казаков, и вам бы заодно изменников вывадить и мирских кравапивцев вывадить.

И мои казаки како промысл станут чинить, и вам бы итить к ним в совет, и кабальныя и опальныя шли бы в полк к моим казакам».

Такого содержания грамоты были распространены по всему Поволжью, попадали они и в руки Алены и ее сподвижников.

Восставшие не ставили себе далеко идущих целей. Их идеологические представления ограничивались борьбой за волю, против крепостников и представителей царской власти на местах.

То, что борьба в районе Среднего Поволжья развернулась в ходе сражения за Симбирск и даже после ранения Разина и его отъезда на Дон, свидетельствует о глубоких корнях движения, о том, что почва для него была подготовлена. И только локальные действия, разрозненные и нескоординированные с головным руководством, позволили карателям жестоко расправиться с повстанцами. Примером тому служит трагическая судьба мужественной русской крестьянки Алены. События второй крестьянской войны в Среднем Поволжье, где развернулась деятельность атамана Алены, прекрасно иллюстрируют слова В. И. Ленина о том, что «…стихийность движения есть признак его глубины в массах, прочности его корней, его неустранимости…».

Сведения в источниках об этой народной героине чрезвычайно скудны. Фактически это два документа из отписок воевод и два иностранных свидетельства одно из которых стало известно совсем недавно. Может быть, этим и объясняется то, что вначале к ее образу обратились поэты (Д. Кедрин и Н. Кончаловская) и лишь двадцать лет назад появился очерк в «Неделе», к тому же с неудачным портретом.

После кровопролитного боя у села Кременки попал в плен и был приведен в стан к князю Ю. Долгорукову есаул повстанцев беглый крестьянин новокрещена Л. Сафарова Андрей Осипов. Он рассказал, хотя и пытался скрывать имена, о взятии повстанцами Саранска, неточно указав дату его захвата. Взяв приступом Саранск, Михаил Харитонов открыл двери темницы и назначил атаманом нового отряда тюремного сидельца Федора Сидорова, который направился на запад, собирая по дороге «вольницу в казаки». Так была подхвачена разинская система распространения восстания через создание летучих отрядов которые быстро, как снежный ком, обрастали казаками, то есть освободившимися самовольно крепостными крестьянами. Если в других районах чувствовался приоритет именно донских казаков (как например, в Нижнем Поволжье и при начале движения в войске Разина), то здесь «казаковали» простые крестьяне и представители других, в основном тяглых, сословий.

Уже 10 октября 1670 года в расспросных речах повстанцев сообщалось, что они, «идучи по дороге к Темникову, помещиковы и вотчинниковы дворы грабили и разоряли и в Темникове были, и дворы грабили, и животы имали». Федор Сидоров оказался удачливым атаманом. Уже в первую декаду октября кроме 200 человек, приведенных А. Осиповым, к нему пришло 200 человек с Данилом Сидоровым, 300 человек присоединились из села Кременки, 10 человек пришло из села Арзамасского уезда, которые вызвались привести еще 200 человек, из Темникова подошли еще 500 человек, которыми командовал крестьянин Л. Сафарова Исай Фадеев. Но сражение при селе Кременки оказалось неудачным.

На том же допросе А. Осипов сообщил: «Да ему ж де, Андрюшке, воровские казаки сказывали, что в Шатцком де уезде ходит баба ведунья, вдова, крестьянка Темниковского уезду Красной Слободы, и собралось де с нею воровских людей 600 человек. И ныне та жонка и с воровскими людьми в Шатцком уезде, а из Шатцкого хотела итти в Касимов». В этом первом сообщении об Алене неточно передано только местожительство — Красная Слобода. Важно, что в октябре она вела свои отряды на запад, в центральные уезды, но, убедившись в невозможности пробиться сквозь заслон царских войск, повернула к Темникову, в бескрайние дремучие леса, окружающие и сейчас этот прелестный городок, стоящий на реке Мокше.

В армии Федора Сидорова были «Темниковского уезду розных помещиков крестьяня». В Темникове прелестные письма, обращенные к крестьянам, писал подьячий. Одно такое письмо попало в руки Долгорукова. О его содержании можно судить по экземпляру, распространенному в Цивильском уезде «Список с воровской памяти. От донских и от яицких атаманов молотцов, от Стефана Тимофеевича и ото всего великого войска Донского и Яицкого паметь Цывильского уезду розных сел и деревень черней руским людем и татаром и чюваше и мордве». Далее идет призыв не поддаваться уговорам и не являться в Цивильск для обороны города, а присоединиться к восставшим. «А которые цывиленя дворяне и дети боярские и мурзы и татаровя, похотев заодно тоже стоять за дом пресвятые богородицы и за всех святых и за великого государя и за благоверных царевичев, и за веру православных крестиян, и вам бы, чернь, тех дворян и детей боярских и мурз и татарин ничем не тронуть и домов их не разорить». В этом отрывке сказывается наивный монархизм восставших, их стремление легализировать свои действия именем царя и официальной церкви. Затем шла инструкция, как дьячкам переписывать прелестное письмо и передавать его списки. К памяти якобы была приложена восковая печать самого Степана Тимофеевича.

Подобного рода памяти рассылались и в Темниковском уезде и в Шацком. Несомненно попадали они и под Арзамас.

Темниковский абыз мурза Исмаил Исяшев Соколов, также приставший к восставшим по своей воле и приведший к ним 30 человек, подтвердил показания А. Осипова относительно монахини «Да он же слышал, что старица собрала к себе воров 200 человек и пошла на воровство в щацкие места. А какова чину та старица в мире была, и откуды, и какие люди с нею собрались, и где она ныне, про то подлинно не ведает». Из этих показаний следует, что Алена была монахиней, но, когда занялся пожар крестьянской войны, она покинула тесную келью и вырвавшись на простор, собрала сначала 200 человек, затем к ней примкнуло еще 600. От Арзамаса она повела людей Шацку, но затем повернула на восток и лесами привела их к Темникову, где и соединила свои отряды с силами Федора Сидорова, подошедшего сюда от Саранска несколько ранее.

Алена Арзамасская-Темниковская

О том, как была организована оборона Темников и близлежащих пунктов, свидетельствует донесение сына боярского Максима Веденяпина, который провел двое суток в Темникове, но накануне решающей схватки у села Веденяпино что в 15 верстах от Темникова, сбежал в стан Ивана Лихарева: «А в Темникове де, государь, воровских людей стоит 4000, устроясь с пушки. Да в темниковском лесу де, государь, лесу на засеках на арзамасской дороге, которою итти нам, холопем твоим, стоит воровских людей от Темникова ж в 10-ти верстах 8000 с огненным боем». К этим силам прибавляли все новые, так, из Троецкого Острога пришел отряд в 300 человек. Эта отписка датирована 28 ноября.

Еще в середине ноября из Москвы в Темников добрался сын беглого темниковского священника Данилы поп Пимин. Его приход был как нельзя кстати: он принес вести о сборе Полков в Москве. В Темникове он, как грамотный человек, писал «составные челобитные», то есть прелестные письма, которые в большом количестве рассылались по окрестным селам и деревням. Кроме того, Федор Сидоров велел ему вести Службу в храме, невзирая на то, что он не был рукоположен Патриархом Иоасафом. Воспользовавшись этим, Пимин «про бывшего Патриарха Никона похвальные слова говорил и молил бога за него и за воровских казаков». Это свидетельство показывает, как ошибочно считать раскол знаменем крестьянской войны: Никон олицетворял официальную Церковь, но устраивал повстанцев как опальный. Он находился в тот момент в ссылке в далеком Ферапонтовом монастыре, затерянном в дремучих вологодских лесах неподалеку от г. Кириллова, где стояла твердыня Кирилло-Белозерского монастыря. Видимо, в народную среду проникли слухи о том, что Разин посылал к Никону своих лазутчиков и пытался связаться с ним—ведь он происходил из мордовских крестьян! Но, как известно, Никон не пошел на переговоры.

Как свидетельствуют воеводские отписки, повстанцы были вооружены пушками, имели знамена, барабаны и т. д. В казну собирали деньги от кружечных и таможенных доходов. Их скопилось 340 рублей.

Из Темникова повстанцы делали вылазки, нападали на обозы царских войск, наносили удары карателям. После неудачного для повстанцев столкновения 30 ноября у села Веденяпина с отрядами Ивана Лихарева, шедшего из Кадома в Темников, последний послал в Темников полковника Василия Волжинского. Произошло сражение. Узнав о неудаче под Веденяпино, народ стал разбегаться из Темникова и хорониться в лесах. И только воеводскую избу и собор никак не удавалось карателям взять приступом. Лишь сломив сопротивление последней горстки восставших и ворвавшись в собор, каратели с удивлением увидели, с кем они воевали, кто же руководил столь упорной обороной: перед иконостасом в молитве распростерлась фигура еще не старой женщины, которая была в Монашеской одежде, но опоясана воинскими доспехами. Солдаты в изумлении на миг замерли. Кто же была эта храбрая воительница?

Алена в бою. Фотография с картины

3 декабря Юрий Долгоруков направился в Темников, а 4 был в городе. 6 декабря Юрий Долгоруков докладывал царю: «А вор старица в распросе и с пытки сказалась. — Аленою зовут, родиною де, государь, она города Арзамаса, Выездные слободы крестьянская дочь, и была замужем тое же слободы за крестьянином; и как де муж ее умер, и она постриглась. И была во многих местах на воровстве…А в нынешнем де, государь, во 179-м году (1670), пришед она из Арзамаса в Темников, и збирала с собою на воровство многих людей к с ними воровала, и стояла в Темникове на воевоцком дворе с атаманом Федором Сидоровым и его учила ведовству».

Резолюция Долгорукова была суровой: приведенного попа и 16 крестьян он велел повесить около города, а Алену «и с нею воровские письма и коренья велели сжечь в срубе».

Это проявление неслыханной жестокости вызвало ропот. Но «тишайший» царь Алексей Михайлович одобрил действия своего сатрапа. В конце документа есть помета: «Указал великий государь послать свою великого государя грамоту к боярину и воеводе ко князю Юрью Алексеевичю Долгоруково с милостивым еловом и с похвалою…». Но Долгоруков неспокойно чувствовал себя в еще незамиренном Темникове, поэтому 5 декабря к нему сюда подошли новые силы: отряды драгун и рейтар полковника С. Зубова и подполковников М. Беклемишева и И. Савелова.

О том, как встретила свою страшную смерть Алена, слух пошел по всей стране и достиг далекого порта Архангельска. Там на рейде стоял в этот момент корабль «Царица Эсфирь». Кто взялся за перо, чтобы еще во время крестьянской войны, когда сопротивлялась Астрахань и проявлялись последние всполохи вызванного ею пожара, описать все это — неизвестно. Так или иначе 13/23 сентября 1671 года автор «Сообщения, касатёльно подробностей мятежа, недавно произведенного в Московии Стенькою Разиным» Поставил точку. В нём он описал последние мгновения в жизни атамана Алены: «Среди прочих пленных была привезена к князю Юрию Долгорукому монахиня в мужском платье, надетом поверх монашеского одеяния. Монахиня та имела под командой своей семь тысяч человек и сражалась храбро, покуда не была взята в плен. Она не дрогнула и ничем не выказала страха, когда услыхала приговор: быть сожженной заживо. Бегство из монастыря считается у русских преступлением ужасным, караемым смертью. Прежде чем ей умереть, она пожелала, чтобы сыскалось поболее людей, которые поступали бы, как им пристало, и бились так же храбро, как она, тогда, наверное, поворотил бы князь Юрий вспять.

Перед смертью она перекрестилась на русский лад: сперва лоб, потом грудь, спокойно взошла на костер и была сожжена в пепел».

Казнь Алены. Фотография с картины

Это известие было опубликовано сразу же в 1671 году в Голландии и Германии, в 1672 году вышли английское и французское издания, так что читающая европейская публика узнала об Алене раньше, чем это стало известно на Руси, так как отписки Ю. А. Долгорукова были знакомы лишь узкому кругу придворных.

Известие это, очевидно, послужило источником для Иоганна Юстуса Марция, защищавшего в Виттенберге в 1674 году диссертацию о восстании Степана Разина. В 26 параграфе он расписывает кары над восставшими: «И действительно, резня была ужасающей, а тех, что попали живыми в руки победителей, ожидали в наказание за государственную измену жесточайшие муки: одни пригвождены были к кресту, другие посажены на кол, многих подцеплял за ребра багор — так постыдно они погибли. Но никого не наказывали строже, чем казаков мордвинов, если не считать некоей женщины, которую сожгли за то, что монашеский чин, к которому раньше принадлежала, она сменила на военные одежды и дела». Марций, конечно, не понял до конца «прегрешений» Алены и трактовал причину казни слишком односторонне.

С некоторыми неточностями передавалось об Алене и в западноевропейской периодической печати. Так, некий Иоганн Фриш в своей 26 беседе, изданной в Альтоне в 1677 году, сообщал: «Через несколько дней после его (Разина казни) была сожжена монахиня, которая, находясь с ним (заодно), подобно амазонке, превосходила мужчин своей необычной отвагой. Когда часть его войска была разбита Долгоруковым, она, будучи их предводителем, укрылась в церкви и продолжала там так упорно сопротивляться, что сперва расстреляла все свои стрелы, убив при этом еще семерых или восьмерых, а после того как увидела, что дальнейшее сопротивление невозможно, отвязала саблю, отшвырнула ее и с распростертыми руками бросилась навзничь к алтарю. В этой позе она и была найдена и пленена ворвавшимися (солдатами). Она должна была обладать небывалой силой, так как в армии Долгорукова не нашлось никого, кто смог бы натянуть до конца принадлежавший ей лук. Ее мужество проявилось также во время казни, когда она спокойно взошла на край хижины (сруба), сооруженной по московскому обычаю из дерева, со- ломы и других горючих вещей, и, перекрестившись и свершив другие обряды, смело прыгнула в нее, захлопнув за собой крышку и, когда все было охвачено пламенем, не издала ни звука».

Вот собственно все исторические свидетельства, которые появились в 70-х годах XVII века; авторы их были современниками Разина и Алены.

Если в деталях они различаются, то картина казни почти совпадает. Есть основание полагать, что первоначально описал ее свидетель трагического конца Алены — возможно немец, бывший в войсках карателей. То, что иностранные наемники были в Среднем Поволжье в полках Долгорукова — факт, подтверждаемый документально.

Некоторые авторы сравнивают Алену с героиней французского народа Жанной д’ Арк. Думается, что не только формой казни схожи их судьбы. Каждая из героинь: и французская крестьянка из Домреми и крестьянская дочь из-под Арзамаса внесли дорогую лепту—жизнь в освободительную борьбу своих народов. Жанна — в борьбу с иноземными захватчиками англичанами, Алена — за волю народа против своих же поработителей и эксплуататоров. Мы всегда будем чтить память борцов за свободу и счастье как нашей Родины, так и других стран.