Атаманша Алёна :. «Алена-Атаманша» Поэма В. Курбатова
Пролог
Я — Народная память, Не каменная баба, На кургане почившая В бесстрастном сне. Я люблю и ненавижу. Угодничество рабье Не по мне, И вот вы пришли И меня спросили: Скажи, память, Как в ядринских лесах Атаманша Алена Мужичью силу Закаливала на семи Разинских кострах. Слушайте, пришедшие! Сегодняшнее слово Полнится гулом Мякинного мужичья. И царевы пытчики Пристают снова: — Говори, девка. Откуда ты и чья? Смотрите: слеза С нательного креста Пала к ступням Опаленной атаманши... Да разомкнутся Сжатые уста, Сквозь туман столетий Поведаю о павших. В стрелецком Арзамасе Лабазы — под замок. Подворья — на засов. В испуге городок Посередь лесов... Стелется шепоток: — Слышь, силой в мужика, Грамоте понаторела. — Девка в вожаках— Антихристово дело... — Быдто захочет— Змеей оборотится... Звать Аленой тую ведьмедицу... — Ядрин, слышь, отбила, Идет в Арзамас... — Господня сила Оборони нас! — Господня-то господня, Да стрелец — надежней, Стал быть, и сегодня Поспать можно... — Эй, сторонись! Грязью — в кафтан! Кнут по спинам— Воевода сам. Лицом желт, Хмур, тяжел. Возок прокатил При стрелецкой страже... — Видать, дела-то Чернее сажи... Пала ночь в слюдяные оконца, Не ко времени вскрикнул кочет. Высыпала по небу звездная конница... Русь—в тяжком сне Ворочается, Бормочет.
В Аленином стане
Молчит Русь... Сон тяжек. Под Арзамасом, у костерка, Девка сидит — молода, крепка, Атаманша ватаг и ватажек. Бочки, отбитые у ядринского воеводы, Зелья полны — пей не хочу. Девка Алена, готовясь к походу, Бьет байки хмельному мужичью: — Ну, слушайте, мужики, Арзамасцы и кержаки, Ардатовские мякинники, Лукояновские аршинники, Богородские кожемяки... Слушайте Аленьи враки. Стоит земля. Посреди — велик, Рыж и мордаст — Главный мужик. В одной руке — мешок пшеницы. В другой — чаша до отвала напиться, А глазом моргнет — еды невпроворот. Вот... Да и тот мужик не главен. За ним—хоромы В тысячу ставен: Так огромны. А в тех хоромах, Ясен и чист, Сидит человече И пишет лист. Что ни буква—искра! Что ни слово—правда жгучая. Придет пора Для бояр неминучая. Запоет — зальется Нижний Новгород. Купцов — в колодцы! Бояр—под гору! А святого отца Настоятеля — С колокольни обязательно. А господа-бога, Если дойдем, Окропим с порога Огневым дождем! ...Что? Бога не трогать? Это ты, Прокоп, Вступился за бога, Ровно поп? А вот мы сейчас К господу-богу заглянем. — ...А скажи ты, бог, Почему мир плох? Одному — все, А другому—шиш! Что, оглох? Пошто молчишь? ...И сходит бог по ступенькам ковровым, Смотрит бог добрым взглядом коровьим, Подошел поближе, поморщился: — Ну и дух от вас, мужичье, идет, Говорить мне с вами не хочется, А давайте-ка от ворот поворот... Тряхнул кудельками, говорит Ключарю: — Ты их это... пошли подальше.. к царю... — К царю, так к царю, Ходили бывалыча... — Айда, коли так, До Алексея Михалыча. Глянь-ка, мужики, Как стены высоки. У каждого крыльца— По два стрельца. У каждых ворот В кнутья народ. Не толпись, холоп, Не охальничай! Сон как раз чичас У Алексея Михалыча... Мамки за мухой зеленой гоняются, Слышите — щелкают: лбами сшибаются. Жареный лебедь Ждет пробуждения... — Здорово, царь! Наше почтенье! Царь привстал. Скинул ножки вниз. — Что такое? Откелева тут взялись? Кто впустил? По какому праву? — А мы к тебе, царь, от зеленой дубравы. От желтого поля, от синей реки. Мы по Руси твои земляки. — Зем-ля-ки? Не слыхал я такого чина... А какая у вас ко мне причина? — Да ходили мы, царь, до господа-бога, А он нас к тебе от своего порога. Мол есть у тебя на все ответ. Ну мы и к тебе, батюшка-свет. Зеленая муха в окошке гудит Царь исподлобья на нас глядит. Ужасть как зол и сердит. — Ну, валяйте, холопы, спрашивайте, Пока не велел страже войти! — А скажи-ка нам, царь, Почему мир плох? Одному добра ларь, Другому — ларь блох. Одним — все, другим — шиш?.. Что — оглох? Пошто молчишь? Спрыгнул царь, сплюнул. Ножки в лапти жемчужные сунул Да как гаркнет, отрыжкой давясь: — Да я... да вы... Да вот я вас! Да я вас—в клети За слова эти! Да я вас — в плети, Собачьи дети! Да таких зем-ля-ков По моей Руси Я в земле гною, Ково хошь спроси! Ну-ка, стража, Обрежь-ка им языки! Стража в терем — да не вышла поимка, Выручила нас шапка-невидимка... — Что ж не смеетесь, мужики, — Арзамасцы и кержаки, Ардатовские мякинники, Лукояновские аршинники, Богородские кожемяки? Иль не по душе Аленьи враки? Тучи над станом—сыры, Вцепились в ели. В глазах человечьих—костры, Разгораясь, забагровели. Утреет. Сырь болотная туманом изошлась, Жаба плюхнула в ряску, испугавшись. По единственной тропке одноглазый холоп Ведет стрельцов к Алениной стоянке.
Допрос Алены
В избе каленым разит железом, Кровью запекшейся. В иконе—бог, лампадкой подрезанный, Еще не вознесшийся. Князь Долгоруков — в тени, Перстни кровавы. По бокам Палачи-волкодавы. монашенки, Ввели. Цепь на дыбе качается. Должно, только сняли кого-то... Где же тот князек? Вот он— Злобою наливается. — Ну-ка, гляну, каков он есть, От кого кровь потекла окрест? Смотри-ка Долгоруков, А ручки махонькие, Как у бездельницы у Бородка козлиная... Ну и князек! Шуба соболиная— Поди взмок?.. Скинул бы... Долгоруков бородку щипнул, Палачам с ленивой усмешкой кивнул. Одежду сорвали, Вздернули. Как горяча ты, дыба! — Ну спасибо, князек... спасибо... — Слыхал я, девка, что ты вертка... За что спасибо? — А как же, князек? Ты внизу, а я у потолка — Вот сорвусь и— Коршуном клюну в висок. — Долеталась, голубушка. Твоих соколят Пытали да вешали Недёлю сподряд. А тебе потенье особое — Припасли тебе место лобное, Будешь на людях казнена Смертью лютой Стеньки Разина. — Брешешь, князь! Разин жив. Точит он На бояр ножи... — Эка, дура!.. Нешто не слыхала? — Брешешь! Москва на радостях его четвертовала — Брешешь! Изба удушлива, чадна— Восемь зрачков с земляного дна. Кровью плещется Арзамас. — Брешешь, князь! Долгоруков ты, а поди достань Стеньки Разина вольный стан! Полыхнет он огнем по цареву злу! Подыхать царю с тобой на колу! — Поговори! Эй, кат, Уголья под пятки! Пущай подрумянятся. Боль обожгла— Зрачки кровавятся. — Все одно, Степан, Я тебя люблю! За тебя бояр, Воевод рублю... — Отодвиньте уголья... Бредит она Больно, девка, видать, ты нежна... А кончай-ка давай орясничать, Расскажи, как вела мужичью толпу На какой воеводила праздничек? Говорят, хотела царя извести Словом ведьмовским, бог, меня прости Говорят, варила бесовское варево, На царя болезнь наговаривала? Отвечай, колдунья... — Хитрый князек... Вон что придумал... А ну-ка, проклятые пытчики! Факелом князьку посветите! Ближе, ближе! Теперь гляди! Баба я —видишь? Грудь для детей и мужичьей руки Увесистая, как каравай хлеба, Живот для детей и мужской ласки Потной, как жатва в жаркий день, Бедра — глянь-ка — обручи треснут. Разглядел? Хихикнул писец неуместно И тут же от княжьего ока сомлел. — Не ведьма, узрел... — Тьфу ты, срамница! — Застыдился, князек?.. Ерзаешь — не сидится? Что? Барыньки не таковы?.. Ну хватит светить? Пожалей чернильного парня. Ишь, как икает — Селезенку, смотри, потеряет... — Ну-к, подпалите девку еще, Красоты ей немножечко поубавьте... Говори, пошто пошла с воровскою татью? И какой на царя имела расчет?.. Говори, холопка! И снизошла тишина... Тишина ль на нее снизошла, Иль боль от муки прошла? По лугам загудела Мохнатым погудом пчела... На ромашковый луг Тишина снизошла... Гуси бродом по Теше, Как по небу облака, На губе у теленка Парного мазок молока. Земляникою алеет овраг И дымящийся лес Наполняет своим откровенье Туес. Тишина снизошла на стога И повисла осой у виска, А на древнем нетронутом небе Звезда и крупна и близка. Тятька жутко синеет в гробу И синеют заплаты На материнском горбу. Тишина снизошла на село, Что от голода и от чумы На тот свет унесло...
Ночь Долгорукова
Жбан—в жире бараньем. Следы перстов на бараньем жбане Капля крови на каждом персте (Любит князь рубинчатый камень) Желтое пламя. Тени верными псами у стен. Не до сна Долгорукову Ох, не до сна... Девка лесная Стройна и вкусна! Выплыл облик— Вот-вот улыбнутся уста: — Господи! Как я устал! Господи! Спаси и помилуй... Да расточатся врази твои, Как арзамасская новь. Девка, прочь! Сгинь, бесовская сила!.. Сказывали: бывшая монахиня. Да не подтвердилось... Врали впустую... Ну и времячко! Затекло страхами, Бабы бунтуют... Господи! В каком чреве, какой избы, Какого селишка ты родилась? В поле на жнивье, в ярь косьбы? На печке вонючей, как волчья пасть? Где родилась ты, проклятая баба, Смуту посеявшая и пожавшая? Пришли по каким до тебя ухабам Мысль озорничья и помыслы страшные? Сие никому не ведомо... Прочь, ведьма! Не от мужички ты, не от мужика!.. Али Русь— Мякинна и широка, К папертям прущая — По кабакам орущая— Выродит против себя? Не было такого И не будет!.. А Стенька—вор, Хвост припрятал Как эта... Не от Руси они оба... Вот что... От Сатаны... Вскочил Долгоруков, Грохнулся перед божьими ликами. Утро свечу притушило... Заиграло в окошке мутными бликами. — Господи! Слава тебе! Надоумил... Полегче стало... Эх ты, свет Алексей Михалыч, Разумом обделенный, Пошто выволок Стеньку Да — всенародно, Да колоколами Взмах топора украсил?! Неумное дело... Вредное... Напугать хотел Битых, поротых, Каленых-ломаных?! Эх, царь, всея... Господи, прости меня грешного За думы Противогосударевы... А Стеньку— В подвале удавить бы... Шею цепью порвать Как ведьмаку... Чтоб забылось его Воровское начало... Слава те, господи, полегчало... Свеча оплыла и тьму источила. Умен Долгоруков, Уме-е-ен...
Перед казнью
Петухами проклевано утро. За ставнями ждут, Когда наклюется последний — Огненный сытый кочет. Головы на кольях протухли. Тявкнул пес— Тяжела человечина. На цепи В копнах седых волос Угольями прожжена насквозь — Женщина... Лет сто тебе или двести? Скажи! Отвори запекшиеся уста! — Как охота жить, Как дед мой жил, — Годков до ста! Алене и всего-то Нет тридцати... Эко, служивый. В последний мой час Воды в черпак нацеди, Дай напиться до палача!.. Дай глоток из речки Теши. Хочешь в награду Горсть серебра— От седины своей сброшу? У меня эвон такого добра. Говорил один: мол, мои глаза — Редкостная на земле бирюза. Возьми! Мне той бирюзы не жаль... Дай глоток... Что хвост поджал? А не дашь — прокляну! Слыхал, Что князек сказал: Я колдунья. Дуну — и станешь крысой... То-то... Не то ведь дунь я — И нету тебя, черта лысого. ...Ну вот... А теперь послушай: Выйди, башку оторви Самому громкому кочету. Чтоб утро помедлило... Да не бойся... не ведьма, Не ведьма я... Пожить бы еще, служивый...
Смерть Алены
— Так вот она твоя месть, Долгоруков? В срубе без окон—красные муки! Как ведьму, чтоб через трубу Не унеслась на красном горбу! Так вот что придумал, проклятый пытчик! Вот что змей хитрющий вынашивал! Сжигаешь не разинской атаманшей, Не предводительницей мужичьей... Пламя! Огонь! Пожри стены! Пусть падут в огненном плясе! К людям хочу—не горелым мясом, Образом выйду нетленным... Не тронь огонь! Погоди! Душно в груди! Не гуди! ...Ты? Степан? Пришел-таки? И легче стало, К сафьянам твоим мое сердце упало. Здравствуй, Степан! До тебя дожила... Так охота была повидаться... И так же рука твоя тяжела, Дозволь к ней прижаться. Я знала: Он брешет, козлиный князь... Ты — здесь. Ты что, отбил Арзамас? А меня сжигают... Ведьмой... Нет, нет, подходи. Пора прощаться. В людях тропе твоей — не потеряться, А моя тропиночка Оборвется, как ниточка. ...Видишь — брови уже занялись... Не подходи вблизь. А меня вот — ведьмой, Ты слышишь… милый? Рада — убег ты из-под железа, Кабы мне да твою крылатую силу, Я бы тоже с тобой... В разбойный лес... И опять на бояр ватагу водила, Да поймать бы того царева князька... И на кольях его донести до Нижнего... Прощай, Степан!.. Я не выживу... Смерть близка...
Эпилог
Где те писцовые книги? Где те дрожащие буквы? Сгорели? Истлели? В трехсотлетней метели? Нет! Нет! Нет! Не хочу забывать!.. Пронумерованы Платья Екатерин, Елизавет, Николаев, Павлов И Александров. Поименованы все их любовники И любовницы. Воспеты табакерки Для великодержавных ноздрей... А безымянные Сашки, Миколки, Еремки, Палашки? Бесконечно тягучей чредой Проходят они предо мной, Проступая в туманах столетий, — Бойкие и согбенные, Озорные, как дети, И мудро-степенные, Тихие, как паденье листка, И яростные, как загнанные кони. Мне близки и удаль их, и тоска, И крошки хлеба на их ладони... Безымянные своей истории? Нет, нет, нет! Подлинность их реальней Дворцовых переворотов. Подлинность их дыханий, Храпа и позевоты, Подлинность их напевов, Сказок и причитаний, Подлинность порочных девок Подлинней храмов и зданий. (Впрочем, и здания эти Подлинность их утверждают.) Нет, не туманы столетий — Тысячи тысяч жизней, Расплесканных по отчизне, Все вы рядом со мною, Пот ваш глаза мне выжег, Вашей пропитан солью, Вашей страдаю грыжей, Той, что нажита в поле, И в рудниках, и в заводе, Муками вашими, болью Сердце мое исходит. Свидетельствую против безымянности! Вызываю Алену из давности! Выйди! Выйди из пылающего сруба Нетленной, как была, — Ясные глаза, смородиновые губы, Руки — сильней лебединого крыла! Выйди!
