Век XVII.
Темниковские рейтара.
В 1676 году три темниковских рейтара – мурза Ураз Ишеев Булаев, его племянник новокрещен Тимофей Булаев и князь Борис Мансырев бежали со службы на Дону. Царским указом они были лишены имений, которые темниковский воевода Семен Ушаков по повелению из Москвы передал стряпчему Софрону Любовскому. Не ахти какой кусок достался стряпчему – 157 четей земли и 14 дворов крепостных крестьян, но для рейтар потеря оказалась и большой, и обидной. Правда, у всех троих и другие поместья имелись, которые указом не затрагивались. Судя по последующим временам, Мансыревы и Булаевы дела свои поправили и чувствовали себя в нашем крае не последними людьми.
Случаи крещения.
По некоторым данным, отдельные случаи крещения мордвы имели место в очень ранний период. В 1691 году темниковский воевода Блохин по указу из Москвы утверждал в земельных владениях двух рейтар из мордвы Ивана Варламова и Сидора Павлова, «коих деды и прадеды служили всякие службы царю и великому князю Алексею Михайловичу, восприяв веру православную». В грамоте, в частности, утверждалось, что земли были пожалованы еще в 1620 году предку просителей Семену Кирдянову, пошатскому мордвину, принявшему крещение. Семен получил тогда большой надел за Пошатами, вдоль Мокши. В грамоте указывалось также, что участок Кирдянова отмерялся вдоль наделов новокрещенов. Значит, таковых было уже немало. В те поры новокрещены получали от государства немалые льготы – с них не брали ясак (медвяной оборок и посопный хлеб), их не наряжали в обозы, их не посылали на тягомотную дозорную службу в леса, на засеки. Верстали же их на почетную и прибыльную рейтарскую службу, за которую жаловали землями. Это уже потом, когда христианизация набрала обороты и стала массовой, льготы заметно помельчали, ибо прежние блага за обращение в христианство государство себе позволить уже не могло...
Коммерция священнослужителя.
В конце XVII века в Темникове жил очень энергичный священнослужитель – соборный протопоп Иаков. Ему удалось получить в пользу храмов несколько мостов через Мокшу. Местные жители, включая сельских, платили за право пользоваться мостами ежегодный налог, небольшой, но вкупе составлявший ощутимый доход – рублей 50-60. Однажды сына протопопа, который ездил по деревням и собирал взнос, ограбили, и злоумышленников поймать не удалось. Неместные проезжавшие платили одноразово, за каждое пересечение Мокши. Однако экономическая активность отца Иакова породила зависть к нему: мостовые деньги не давали спать спокойно многим. В 1698 году конкуренты совершили покушение на протопопа: ночью натащили к его избе паклю и подожгли. От лиха батюшку спасло то, что нужда позвала его на двор. Пожар был вовремя потушен, – а так сгорел бы соборный настоятель со всей семьей...
Семество Евсюкиовых.
В XVII–XVIII веках в Темникове жило семейство Евсюковых, оставившее заметный след в истории города. Лука Евсюков, служивший в воеводской канцелярии, в 1659 году основал Сретенскую пустынь, известную ныне далеко за пределами Мордовии как Санаксарский монастырь. Он же нашел руководителя монашеской общины Феодосия, крупного миссионера, в конце жизни направленного царем Федором Алексеевичем крестить малые народы Сибири. Лука до конца жизни (а умер он в 1690-х годах) не оставлял монастырь своим попечением, заслужив вечное поминание в синодиках обители. Потомок благотворителя, надворный советник Федор Семенович Евсюков спустя сто лет много способствовал тому, чтобы Темников получил оригинальный архитектурный облик. Он часто и крупно жертвовал на храмы, но самым большим его делом было сооружение величественной колокольни городского Спасо-Преображенского собора. В двух нижних ярусах 60-метровой башни были освящены две придельные церкви, Казанская и в честь Феодора Тирона. Собор производил неизгладимое впечатление, но, к сожалению, от него остались только редкие фотографии. В своем завещании в 1800 году Ф. С. Евсюков на украшение церквей оставил 10 тысяч рублей, немыслимую сумму, намного превосходившую городской бюджет. Не зря же все, кто побывал в соборе и рискнул потом взять в руки перо, писали об убранстве храма в восторженных тонах. И эту красоту в ХХ веке безжалостно уничтожили...
Сенокрады.
В 1693 году казначей Санаксарского монастыря Герасим подал жалобу на темниковцев Игнатия и Терентия Баженовых «о насильственном завладении монастырскими сенными покосами». Когда луга, доставшиеся монастырю в ужасном состоянии, не давали укоса, они никому не были нужны. А когда монахи выкорчевали весь кустарник (работа на износ, между прочим), облагороженные сенокосы понадобились многим. Монахов грабили часто, однажды они даже писали воеводе, что боятся выходить за ворота из-за угроз убийства. Ситуация с лугами выровнялась только во второй половине XVIII века, когда Санаксар был восстановлен старцем Феодором Ушаковым. Насельниками монастыря стали дворяне и гвардейские офицеры, обидеть их оказалось нелегко, – они могли найти себе любую защиту вплоть до Петербурга, да и сами за себя постоять могли: турок били, шведов били, поляков били, немцев били, – неужто темниковских озорников поколотить не могли?
Род Кугушевых.
Род князей Кугушевых в XVII–XVIII веках разделился: часть мурз-мусульман приняли православие и превратились в российских князей, часть сохранили верность исламу и мигрировали поближе к Уфе, сохранив статус татарских мурз. Но и в том и другом качестве Кугушевы достойно служили царю-батюшке. В 1539 году Еникей Тенишев Кугушев был пожалован правом «судить татар и тархан, башкир и можерян (мещеру?), которые живут в Темникове по старине». В 1573 году ему же за многие службы был пожалован царский кабак в Темникове, – это вам похлеще (а главное – денежнее) медали! И позднее Кугушевы неоднократно поминались «похвально» в разных документах. Княгина Наталья Кугушева едва монахиней не стала, она была ученицей знаменитой старицы Александры Мельгуновой, основательницы Дивеевского монастыря. В первой четверти XIX века Н. Кугушева сама стала духовной наставницей: ее ученицей была княжна Надежда Бибарсова, представительница еще одного крестившегося татарского рода, основательница Ковыляйского женского монастыря (ныне находится на территории Темниковского района).
Элита Темникова.
В 1678 году элита Темникова состояла из целого ряда духовных и служилых лиц. В городе «имели место быть»: протопоп с окладом 12 рублей в год, поп, получавший 5 рублей в год, а также трехрублевый диакон и несколько причетников – пономарь, дьячок, просвирница, получавшие не деньги, а ругу, рожь и овес. В приказной избе сидели пять подъячих с окладами от 14 до 20 рублей в год и три служителя без окладов. Стрельцов значилось 22 человека (в 1636 году по переписи воеводы Михаила Ртищева их было 50 человек). Стрельцы денег не получали, а жили с пожалованной земли. Следующая группа служивых складывалась из пушкарей и рассыльщиков в количестве 25 человек. Им платили по 4 рубля в год. Был еще палач с окладом 13 рублей. Его зарплата собиралась со всего уезда из расчета по 2 деньги с дыма. Бирюч (глашатай) оклада не имел. А еще в слободе жительствовали 10 казенных ямщиков, имевших пятирублевое жалованье.
Это, как говорится, контингент постоянный. Воеводы назначались из Москвы и менялись очень часто. Бурмистров избирали, в откупщики (таможенные, кабацкие и прочие) попадали богатеи по конкурсу сроком на 4-5 лет. Откупщиков не любили, ибо живоглотами они были отъявленными. Полицейские функции выполнял губной староста, но его тоже присылали сверху. Все остальные жители, даже купчины, в административно-политическую элиту не входили, а считались обывателями. Да и с какой стати торговцев вводить в «светское» общество? В XVIII веке из элиты выпали и священнослужители, превращенные в мелких чиновников духовного ведомства...
Век XVIII
Рекрутские наборы.
Вот фрагмент из воинско-тыловой истории: речь пойдет о рекрутских наборах, подлинном бедствии для крестьянских семей, навсегда терявших самых сильных молодых мужчин. В вольных селах рекрутский расклад производили крестьянские сходы. Решить, кого отдать в солдаты – полдела, надо еще рекрутов поймать и забрить. Без сопротивления подобная операция редко обходилась. Типичный случай в 1799 году произошел в селе Кишалы Темниковского уезда (ныне Атюрьевского района). Предназначенный в рекруты «из мордвы новокрещен» Козьма Акимов, отбиваясь от охотившихся за ним односельчан, сотворил «посечение топором при поимке в набор новокрещена же Козьмы Семенова головы, который от того и умре». Парня поймали и отдали под суд. Иным рекрутам, оказавшим поимщикам вооруженное сопротивление, часто удавалось «утечь»; судьба их была незавидной: они пополняли шайки лесных разбойников, которыми Примокшанье в XVIII веке буквально кишело. А куда им еще податься? На сибирскую каторгу или под батоги? А то и того круче – в петлю. Увы, пойманные в чаще во время облав, они имели еще больше шансов умереть на осине: гулящих шишей часто казнили прямо в лесу, без суда и следствия, и людей за это винить не приходится. Разбой и грабеж приносил населению столько страданий и несчастий, что казни самосудом никого тогда не удивляли и не возмущали. Что заслужили – то и получили...
Ставка палачей.
В 1742 году правительство специальным постановлением спустило в каждый уезд ставки палачей: оплата этих государевых работников приравнивалась к среднему солдатскому окладу, да еще дополнительно отпускалось «на платье и харч» по 9 рублей 95 копеек в год. Каждой провинциальной канцелярии, в нашем случае Шацку, достались по две ставки, городским (воеводским) Темниковской, Краснослободской, Троицкой, Саранской, Атемарской канцеляриям – по одной. В особых случаях города «занимали» друг у друга палачей на короткий срок. Причем вербовать заплечных мастеров из всякого отребья запрещалось: сыск считался важным государственным делом, которое абы кому поручать было нельзя. Известен, например, случай, когда в Темниковском уезде проводились специальные выборы палача: ката искали среди порядочных людей, чтобы удовольствия от чужих мук не испытывал, чтобы «трудился за ради правды». Палач ведь не только калечил, но и лечил: других-то специалистов по вывихам, ожогам да рваным ранам не было. Палачей побаивались, но и уважали, ибо за свои лекарские услуги они денег брали самую малость, а помощь страждущему населению оказывали очень даже действенную: лучше палачей травматологов не водилось.
Воеводский отчет.
По воеводским отчетам, в 1779 году в Темникове в 669 дворах проживали 1702 мужчин и 1200 женщин. В уезде в 2953 дворах проживали 13137 мужчин и 6022 женщины, – таковы сведения третьей ревизии. Самым большим селом считались Дубровки (145 дворов, 860 крестьянских душ обоего пола), но принадлежало село десяти помещикам. Самым богатым в уезде тогда считались капитан флота Машков, владевший 604 душами в Кушках, Вышеславцев (524 души в Жегалове) и князь Черкасский (206 душ в Ельниках). В целом же Темниковский уезд был заселен не густо.
"Бабье" хулиганство.
Случай «бабьего» хулиганства был зафиксирован в 1773 году в селе Покровское (Никольское, Жегалово тож) Темниковского уезда, в имении помещика Семена Вышеславцева. Помещик, большой любитель экзотики, развел на озере в заповедной роще лебедей, которые не просто прижились, но и дали кладку. Десять деревенских девок «непонятно по какому умыслу» сыскали гнезда, забрали из них яйца, а лебедей переловили и переломали им крылья и ноги. Ясно дело – классовая борьба! Но такую дикую, а самое главное – жестокую форму «протеста» иначе как троглодитством назвать трудно.
Наказание страшнее смерти.
В 1756 году в Темникове велось следствие по делу татя (лесного грабителя) Ивана Богатырева. Приговор гласил: подвергнуть преступника наказанию кнутом с последующим вырезанием ноздрей и ссылкой на каторжные работы в город Рогервик. Однако городской палач донес воеводе, что инструмента для вырезания ноздрей у него нет и что «в Темникове людей сделать тот инструмент не имеется». Пока посылали в другие города за «инструментом», Богатырев, очевидно боявшийся наказания больше, чем смерти, «в колодной избе зарезался сам собой ножом в левый пах». Несчастного погребли на кладбище близ Преображенской церкви.
Служилые татары.
В эпоху освоения южных рубежей плохо приходилось не только русским и мордовским крестьянам, которых гнали на строительство крепостей и верфей, но и служилым татарам, которых переводили на станичную и пограничную службу в очень опасные места – предкрымские степи и на Северный Кавказ. В 1738 году Темниковская канцелярия представила сведения о том, «коликое число из Темниковского уезду мурз и татар выслали в Баку и на Куру для строения крепостей и что из них померло, такоже сколько человек в дома отпущено». Выслано было 1307 человек, вернулись 89, умерли 948 человек, – правда, не сказано, от чего умерли – от болезней, непосильного труда или полегли в схватках с абреками и крымчаками...
"Слово и дело" в нетрезвом состоянии.
В 1730 году темниковский подъячий Петров «пьяным обычаем сказал за собой императорского величества слово», то есть «слово и дело». Протрезвев, на допросе он каялся, что никакого государственного преступления ни за кем не знает. Трепач был наказан кнутом. Воевода Кабанов, помятуя указ «о нешель-мовании таковых» после наказания, вновь поставил Петрова на прежнюю долж-ность «со взятием пошлин». Вот так кураж аукнулся и спине, и кошельку.
Набег кубанцев.
В 1733 году в нашем крае ждали нового нападения кубанцев – степняков и старообрядцев с Дона. Обороняться, судя по отпискам с мест, было нечем. Из Троицка в Москву доносили, что острог в городе ветхий, к ремонту не годен. Новую крепость строить было не на что и некому. Артиллерия кое-какая была, зато пороху и ядер не имелось. Ружья и свинец тоже отсутствовали. Темниковский воевода тоже писал, что порох «издержан на викториях». Свинец был, но «во время пожарное, как горел двор государев, и тюрьма, и губа, и прочее, пропал без вести неведомо как». Чего тут неведомого, – или украли, или расплавился в огне да смешался с головешками. Готовые (отлитые) пули к тому времени потратили на бой с воровской ватагой, проплывавшей мимо Троицка по Мокше. Яростный, однако, бой получился: разбойники вышли на берег, поколотили воинских людей и отняли у них последние три фузеи. Город Наровчат о ту пору тоже доносил, что оружия нет и что крепость разваливается. Аналогичная картина сложилась также в Саранске, Инсаре и Краснослободске. Хорошо еще, что набег кубанцев не состоялся, иначе гореть бы всему краю...
Блудное дело.
Бытовое дело возникло в Темникове в 1763 году. Некий купец Данила Любимов был пойман купцом Иваном Первовым, некстати вернувшимся «из командировки». Позднее на допросе Данила показал, что ходил к жене Первова, Марье, с которой жил блудно уже с год. Ратуша приговорила бить Любимова плетьми «при собрании темниковского купечества», дабы он «впредь такое блудодеяние не чинил». Марью Первову сыскали, допросили и тоже побили плетьми «в присутствии купеческих жен». После наказания Марью вернули мужу под расписку. Надо думать, муж дома о неверную жену все рога обломал...
Земледельческо-ремесленная школа.
В июле 1881 года Темниковский училищный совет постановил открыть в селе Теньгушеве особую школу – земледельческо-ремесленную. Таково было веяние момента: еще в мае 1881 года Тамбовское земство постановило в память убитого народовольцами императора Александра II открыть несколько народных школ, профессионально ориентированных на сельскохозяйственный труд. Вот так: одни убивали, другие в противовес уголовщине школы открывали. Как бы то ни было, но крупное русско-мордовское село Теньгушево одно из первых получило, как бы мы ныне сказали, профтехучилище, на организацию которого Темников не пожалел 2000 рублей...
Недоросли.
В 1716 году темниковский ландратский служитель майор Иван Качеев получил приказ сыскать 18 недорослей, бежавших из полка Иванова. Велено было также отписать имущество дезертиров на государя, а родственников беглецов взять в заложники и посадить под караул. Качеев, исполняя повеление, учинил в селах строжайший розыск, но виновных не нашел. Не там искал: дезертиры скапливались в лесах, умножая разбойные шайки. Качееву вскоре снова пришлось впрягаться в сыск: на сей раз он ловил школьников (великовозрастных, разумеется), дворянских детей, сбежавших из Славяно-греко-латинской академии, переведенной из Москвы в Петербург. Треть школяров не вынесли тягот учебы и, воспользовавшись сумятицей переезда, возвратились под маменькино крылышко...
Затраты.
В 1788 году Темников получил доход от разных заведений всего 108 рублей. Разумеется, в реестр этих самых заведений входили только лавчонки, принадлежавшие городской управе и сдаваемые внаем. Город также имел рыбные ловы на Мокше, которые тоже сдавались в аренду за 47 рублей. На мосту через Мокшу в год собиралось пошлин до 10 рублей. Казенный трактир не давал ничего, – весь доход забирался государством. Но в других точках «общепита», частных, магистрат имел один процент от реализованного вина, что давало в сумме 40-50 рублей. Расходы же выглядели очень солидно: «...на содержание магистрата и малого народного училища, – писали из Темникова в губернию, – потребно в год 1138 рублей». Как же покрывалась эта сумма? На магистрат давались дотации от государства, а расходы на школу раскладывались на добровольно-принудительных «спонсоров» – купечество, дворянство, монастыри. Так и жили...
Чиновник под стражей.
Из событий 1732 года. Провинциальная канцелярия сильно разгневалась на темниковского воеводу Кабанова за то, что тот оказался человеком безответственным в прямом смысле этого слова – на запросы не отвечал, на распоряжения вышестоящих начальников не реагировал. Наконец, в Темников отправили солдата Лунева с особыми полномочиями: ему было велено воеводу держать под караулом, пока не будут выправлены все ответы на запросы, а подъячих, сочинявших эти бумаги, держать закованными в кандалы до тех пор, пока все «экстракты» не сочинят. Сурово, а куда деваться? Эх, вот бы наших чиновников так! То-то бы работа закипела!
Пьянство.
Вот еще эпизод из истории Пугачевщины. Среди прочих «подвигов» борцов на народную волю значится безудержное пьянство. Темниковский смотритель питейного дома доносил, что пугачевцы «выкатили три куфьи (то есть гигантские бочки. – Авт.) вина, которые все выпиты безденежно». Мало показалось рыцарям свободы – разбили все остальные питейные заведения города, а поверенного Якова Кленова, пытавшегося остановить грабителей, пьяная толпа повесила. Потом «казаки» разграбили соляные склады, потом... Словом, разгулялась удаль молодецкая не на шутку, пока не пришли солдатики и не разогнали всю воровскую шарашку...
Наказание для заседателя уездного суда.
Темников, 1788 год. Местные крючкотворы разбирали жалобу жены прапорщика Савельева на заседателя уездного суда Жеребцова, «тяжко обидевшего» почтенную даму. Во время престольного праздника Николы Вешнего Жеребцов, «подступя к Савельевой с великим озартом, ругая ее всякими непотребными словами, махал по лицу ее шляпою, а потом ударил по голове натуральною палкою при всех в церкви разного звания людей». Жеребцова наказали, но не очень, – ворон ворону глаз не выклюет...
Казус.
Казус случился в Темникове в 1733 году. Караульный капрал Михаил Зеленин сообщил в канцелярию воеводского правления, что «колодник Бубнов, сопровождаемый солдатом Сторожевым, разбив колодки, бежал за Мокшу». Как же он ухитрился сделать это на глазах конвоира? А вот глаз-то как раз и не было: солдат Сторожев, вопреки своей фамилии, был обнаружен в овраге пьяным в стельку. Не успел служивый из города выйти, как приложился к прихваченному из дома сосуду с зельем. Сие аукнулось ему большими неприятностями...
Жалоба преподобного Феодора.
Из житийных материалов преподобного Феодора (Ушакова), восстановителя Санаксарского монастыря, известно, что он пострадал по доносу темниковского воеводы Василия Неелова, мздоимца и негодяя. Неелов ненавидел старца Феодора, публично «изобличавшего злодея воеводу». В ссоре с уездным держимордой старец не отступил и поплатился за это ссылкой в Соловки. О том, как накалились отношения между монастырем и воеводой, говорит жалоба, посланная старцем Феодором в губернский Воронеж летом 1774 года. В жалобе Неелов изобличался как «грабитель и разоритель и Божественному закону и государственным правам вредитель». В бумаге были перечислены люди, которых воевода обидел. Пострадал и Санаксарский монастырь. За то, что монастырь отказался молоть на своей мельнице воеводский хлеб «безденежно», Неелов запретил темниковским жителям ходить в обитель и делать подаяния (вклады). Купца Алексея Власьева, подарившего монастырю 23 улья, приказал отдать в солдаты, или взыскать с него 500 рублей, или высечь его плетьми «без милости». Потом поместил в городское монастырское подворье 10 пленных турок, – большего оскорбления монахам и придумать было трудно. Не велел пускать монахов на рынок торговать «рукодельем» (продукцией монастырских мастерских). Добившись ссылки старца, Неелов недолго торжествовал: буквально через три недели в Темников нагрянули пугачевцы, и воевода, позорно бросив город на произвол судьбы, сбежал в Шацк. Его за трусость даже хотели судить. Была даже версия, что, не вынеся позора, Неелов в Шацке умер. По другой версии, он благоденствовал еще лет пятнадцать. Правда, перед побегом он побывал в монастыре, винился перед братией, но исправить неправду удалось только через девять лет, когда за старца Феодора вступился митрополит Петербургский Гавриил, добившийся его освобождения. Старец вернулся в родной Санаксар, где и скончался в мире. Как это ни странно, но скорее всего именно арест и ссылка настоятеля помогли Санаксару пройти через Пугачевщину без потерь: бунтовщики пожалели монастырь, глава которого пострадал от ненавидимой ими Екатерины Второй..
С одного лужка два укоса...
В 1775 году Темников столкнулся с большой проблемой – голодом от неурожаев, усугубившимся оставившей пустые закрома Пугачевщиной. Как помочь голодавшим? Нашим предкам и в голову не приходило наделять страждущих халявной едой. Придумали вот что: решили сделать вокруг Темникова земляной вал, а на работу пригласили голодающих. Платили по желанию или деньгами, или хлебом – взрослым по два четверика муки в месяц, подросткам по полтора четверика. Давали также соль на 1 копейку и обувь на 5 копеек. Пришлых работников расселяли в домах обывателей, инструмент определяли из казны. В первый набор пришли 812 взрослых мужиков и 523 подростка. Далее число работников значительно увеличилось. Так и выкарабкались из беды. Наверное, оно и правильно: незаработанный хлеб развращает. Хотя с другой стороны – зачем Темникову, утратившему крепость и превратившемуся в сугубо тыловой город, нужны были валы?..
В 1763 году снова возникло спорное дело о «луке Мокши», то есть лугах на речной излучине. Хозяином лугов был Санаксарский монастырь. Настоятель о. Феодор (Ушаков), не имея желания влезать в многолетние судебные дрязги с претендовавшими на луку темниковцами, согласился уступить луг за 175 рублей, – деньги монастырю, затевавшему строительство каменного собора, тогда были очень нужны. Два темниковских чиновника бургомистр Зинин и ратман Кожевников выплатили монастырю всю сумму из городского бюджета, а затем фактически присвоили луг, по бумагам проходивший уже как общественный, то есть общий. А присвоив, пожалели затраченные деньги. Под предлогом сбора средств на ремонт съезжего двора они оказали на торговое сословие давление, приказав «купцов, и жен, и детей держать под караулом и морить студеною смертию». Цель – заставить толстосумов собрать 175 рублей в компенсацию за луговые выплаты. Вот это и называлось снять с одного лужка два укоса. Но «купцы учинились противны» и категорически отказались от выплат. Некрасивая эта история получила нежелательную для чинуш огласку, и они, опасаясь начальственного гнева, были вынуждены всех заложников отпустить...
Захват заложников.
Неоднократно упоминавшийся 1730 год оказался богатым на чрезвычайные ситуации. В Темникове открылось лихоимство бурмистра Аврама Кожевникова и старосты Харитона Подшивалова. Что они делали? Да хватали людей, сажали их на цепь и держали в темнице до тех пор, пока не получали «откупные» от 3 до 6 рублей за голову. Это ж форменный захват заложников! Преступники обнаглели до того, что одного рекрута, Ивана Петрова, отпущенного из воинской команды «за неспособностью по здоровью к службе», заковали в кандалы и продали в рабство на полтора года откупщику Мытнову. Отмаявшись на подневольных работах, Петров написал бумагу в губернию. Поднялся шум, бурмистр и староста потеряли доходные места. И все...
Знаменательно, что покупатель раба Мытнов вскоре сам стал жертвой нового городского бурмистра Ивана Зинина, захватившего сына откупщика, а затем многократно колотившего самого Мытнова дубьем. Вроде бы не малый человек был Мытнов, он ведал таможенными сборами, а поди ж ты, в такой страх от нового бурмистра пришел, что периодически садился в таможню в осаду...
XIX век
Два священных дерева.
Вот еще эпизод из языческих пережитков. До конца ХIХ века в Темниковском уезде пользовались известностью два священных дерева, «услугами» которых пользовались все – мордва, русские, татары. Это «святая липа» возле с. Подгорное Конаково и «святой вяз» неподалеку от Кондровки. У деревьев просили исцеления детей от «прытки» и «сухотки». Детей купали в находившихся поблизости родниках, а одежду оставляли на ветвях. Известный темниковский краевед Николай Рейтаров полтора столетия назад пытался выяснить истоки почитания деревьев. Он натолкнулся на атавистические предания о древних обычаях человеческих жертвоприношений: якобы в старину чересчур зажившихся на этом свете стариков зашивали в мешки и подвешивали на могучие деревья. А потом считали почивших своими заступниками перед богами. Соответственно и деревья почитались «святыми». Легенды есть легенды, но даже в наши дни встречаются старинные песни, в которых описываются уж совершенно невероятные вещи, например закапывание красивой девушки заживо «под угол» в день закладки храма. Такого не было и не могло быть никогда, – однако поди ж ты!.. В Примокшанье очень долго, вплоть до 1950-х годов, почитался верующими источник Паника, а возле него – большой плоский камень, принимавшийся за языческий алтарь. Предания упорно утверждали, что жестокий князь-язычник Аника приносил на этом камне в жертву христиан. В XIX веке неподалеку от источника даже возник катакомбный тайный монастырь, а на самом источнике была построена церковь.
Трахома.
Трахома – бич XIX века. От этой прилипчивой болезни народу слепло великое множество. Поэтому врачи-офтальмологи пользовались очень большим почтением, да и оплачивались они неплохо. Значит – жди жулье. Доходило до комических случаев. В 1862 году в Темникове объявились сразу восемь персов – специалистов по глазным болезням. Их сопровождал переводчик тифлисский крестьянин Семенов. Но развернуть «практику» заморские гости не успели – власти вежливо, но настойчиво потребовали у них документы, удостоверявшие степень их профессионализма. И что же? Документ оказался только у одного: оказывается, персидский падишах некогда выдал патент деду предъявителя; его наследник посчитал, что патент, доставшийся ему по праву первородства, утратить законную силу не может. У остальных семи не только аттестатов, но и паспортов не оказалось. Темников на пути у этих шарлатанов был не первой остановкой: нетрудно себе представить, скольких несчастных больных они облапошили до того...
Винные лавки.
В 1803 году темниковский откупщик Карачинский добился разрешения открыть лавки по продаже вина в 11 селах. Согласие властей-то он получил, да крестьяне взбунтовались и в 9 селах не дали лавки построить. Благоразумными мужики оказались: поняли, что где вино – там работать будет некогда, там беда и разор. Да и заработанные денежки пропивать не захотели. Переговоры с трезвыми деревнями ни к чему не привели – так и убрался Карачинский несолоно хлебавши. Перенести бы сей опыт да в нашу пьяную эпоху!
