«Названию «Темников» давались разные объяснения, — писал краевед А.А.Чернухин. — Тут и происхождение его от татарского военачальника-темника, и связь с именем великого князя Василия Тёмного».

Едва ли справедлива последняя версия: по прозвищам царей и князей городов на Руси не называли. Но какое всё же отношение имел к нашему городу названный князь? И чем вообще он прославился?

Большинство историков сходится во мнении: не так интересен он сам, как его время. Уже его рождение было связано с интересными и одновременно печальными событиями.

В 1382 году будущие темниковские земли перешли под власть Москвы (ранее они принадлежали рязанским князьям). Тогда же отправился в Орду двенадцатилетний князь Василий. Его отец, славный московский князь Дмитрий Иванович Донской, после Куликовской Победы не смог уберечь от врагов Москвы и должен был отдать старшего сына в заложники ордынскому хану.

Года через три Василий сбежал. Чтобы уйти от погони, он направился на запад — в Литву, которая тогда простиралась от Балтики до Чёрного моря и включала в себя многие русские земли, в том числе и Киев. Юный беглец надеялся неузнанным добраться до родных пределов. Однако его опознали, схватили и привели к великому князю Витаутасу (Витольду, как его иногда называют).

Тот принял храброго юношу ласково, обещал отпустить его, но при условии, что он женится на его дочери Софье. Василий пообещал и сдержал своё слово — через несколько лет, став великим Московским князем.

Четверть века супруги прожили вместе, выдали замуж дочь и похоронили сына-первенца, когда наконец у них родился сын Василий. Было это в 1415 году. Радостное событие наверняка не обошлось без торжественного пира со щедрым подаянием нищей братии. По давнему православному обычаю, на свободу выпускали узников. И кто знает, на скольких языках молились тогда о наследнике великого Князя!

Впрочем, не все были рады. Едва ли радовался дядя Василия князь Галицкий Юрий Дмитриевич. Он уже знал, что московский князь объявит своим наследником, вопреки обычаю, не брата, а сына. А у Юрия Дмитриевича у самого был взрослый сын и были свои планы.

Но тайные интриги с наёмными убийцами, с кинжалом и ядом были не в правилах, галицкого князя. Поэтому раннее детство наследника прошло относительно спокойно.

Что мы о нём знаем? Немного. В двухлетнем возрасте, как было тогда принято, его посадили верхом на коня. Подрастая, он учился стрелять из лука, метать нож и копье — поначалу детское.

Так воспитывали всех князей.

Что же касается школьной премудрости, то летописец говорит с необычной для нас откровенностью: не был Василий Васильевич «ни книжен, ни грамотен» (Соловьев С.М., История России с древних времён. Т.2, М., 1960, с. 620). Он словно оправдывал своё прозвище «Тёмный», данное, впрочем, совсем по другой причине.

И когда ему было учиться?

Десять лет было мальчику, когда умер его отец, и он сразу же оказался во главе одной из враждующих партий. Другую партию возглавил уже известный нам Юрии Дмитриевич. Ему едва перевалило за пятьдесят. Годами нажитый опыт сочетался в нём с ещё нерастраченной силой. Его знали и как хорошего воеводу: это его полки впервые взяли Казань за полтораста лет до Ивана Грозного.

Наверное, и теперь, вступая в борьбу с племянником, он чувствовал себя защитником земли Русской и дедовского наследства. Он же знал: за юного князя править будет Софья Витольдовна, а у той ещё жив отец — коварный литовский князь.

Юрий Дмитриевич с чистой совестью мог сказать: «Наше дело правое». К тому же на его стороне был древний русский обычай.

Но и Василий Дмитриевич, составляя завещание, исходил не только из любви к единственному сыну. И было бы несправедливо во всём винить Витольдовну. Спор шёл не просто о власти, а о праве собственности на власть. Будет ли она, как прежде, принадлежностью всего княжеского рода, переходя от брата к брату, а потом уже — к их детям, начиная с детей старшего брата? Или же единственным властителем будет великий московский князь, передающий свои права по нисходящей линии, а все прочие родственники должны будут признать себя его слугами?

Именно этого хотел Василий Дмитриевич. Да и не только он. Князь-хозяин, не имеющий равных, — этого на Руси ждали многие. Недаром княжеское завещание одобрил святитель митрополит Фотий.

Юрий Дмитриевич подчиниться племяннику отказался. А Софья Витольдовна, пригрозила деверю войной, и вскоре московское войско подошло к его столице Галичу.

Нашим современникам кажется, что такие семейные разборки дело для тогдашней Руси. Во многом это действительно так. Между тем, на протяжения более чем ста лет семейство московских князей было примером сплочённости.

Проиграл тот, кто первым начал. Никто из родичей не поддержал старого князя. У него под рукой были обширные земли (теперешние Костромская и Вологодская области), соляные промыслы, торговые пути. Непокорный князь провёл мобилизацию, но призванные пахари и мастеровые напоминали больше толпу «борцов за мир», чем боеспособное войско.

А тут еще старый Витольд обещал начать войну, если его внука попытаются свергнуть. Пришлось начать переговоры напрямую и через посредников. Юрий Дмитриевич тянул время, надеясь, что положение изменится в его пользу. И опекуны Василия Васильевича не спешили брать на душу грех кровопролития: в конце концов, Юрий Дмитриевич мог умереть, и вопрос о власти разрешился бы сам собой.

Так прошло шесть лет. Умер князь Витольд, его преемник заключил союз с галицким князем. Преставился и митрополит Фотий, святительским словом удерживавший князей от братоубийственной войны. И Юрий Дмитриевич вновь заявил о своих правах. Ему, разумеется, отказали.

Современные «князья» жалуются друг на друга в Конституционный суд. Тогда был «орган» более серьёзный — золотоордынский хан. Ему по-прежнему платили дань (правда, не так регулярно, как до Куликовской битвы), его считали верховным властителем и главным судьей. К нему-то и отправились в 1432 году Василий Васильевич и его дядя.

Витольдовна не могла отпустить сына в Орду одного. С ним ехал старый боярин Иван Дмитриевич Всеволожский — один из душеприказчиков отца, человек испытанный и надёжный. Князь Юрий встречался с татарами в бою — Всеволожский не раз ездил к ним на поклон и знал, кто есть кто в Орде.

По-разному повели они себя и теперь. Юрий Дмитриевич ссылался на древний обычай, а хан плевать на это хотел. Иначе пел московский боярин. Уже семь лет, говорил он, в Москве княжит Василий Васильевич. Когда, спрашивается, великий хан против этого возражал? Никогда. Значит, Василий Васильевич правит с согласия хана, а Юрий Дмитриевич в этом случае — бунтовщик против ханской власти. И хан объявил приговор: великим московским князем признать юного Василия, а его дядя, в наказание за непокорность, на глазах у всех пусть проведет под уздцы коня, на котором будет сидеть племянник. Василий Васильевич участвовать в постыдной церемонии отказался.

Из Орды галицкий князь вернулся постаревшим и усталым. Василий Васильевич, наоборот, возмужал. Ему исполнилось семнадцать — самое время жениться.

Вопрос о невесте был, казалось, решён: ещё в Орде Василий обещал Всеволожскому, что женится на его дочери. Иначе рассудила Витольдовна: князь женится на княжне. В этом политическая выгода, это солиднее, и вообще — не слишком ли высоко залетел Иван Дмитриевич?

Сосватали Марию Ярославну — княжну из подмосковного Боровска.

Обиженный Иван Дмитриевич переметнулся в противоположный лагерь. Благо, там у него уже была родня: одну из своих внучек многодетный боярин выдал за старшего сына галицкого князя.

А из Москвы тем временем мчались гонцы, приглашая родичей и соседей на великокняжескую свадьбу. Юрий Дмитриевич в Москву не поехал: велика была обида, к тому ж боялся, наверное, что может не вернуться живым. Вместо него прибыли сыновья: мальчишки одиннадцати и двенадцати лет, уже носившие княжеский титул: отец дал им во власть города с боярами и дружиной. Прибыл и их старший брат, Василий Юрьевич Косой, франтоватый мужчина. Внимание всех гостей привлёк его пояс, расшитый золотом и драгоценными каменьями.

Из-за пояса всё и началось. Кто-то из бояр, не иначе как наученный бесом, рассказал Витольдовне его историю. Этот пояс, оказывается, подарил Дмитрию Донскому его тесть, но подарок похитили, подменив менее ценным. С тех пор прошло без малого семьдесят лет, пояс переходил из рук в руки, пока не достался Василию Косому в качестве приданого. Внук получил принадлежавшее деду. Но разве он главный наследник?

И тут произошла сцена, достойная нынешней Госдумы. Можно себе представить: по зову Витольдовны вбегают вооружённые слуги. Василия Юрьевича хватают за руки и ноги, а она снимает с него пояс. Угрозы, мат, опрокинут стол, пролито вино, и кровь из чьего-то разбитого носа. А может, было не так: Василий Косой без сопротивления отдал пояс, лишь стиснув зубы и молча поклявшись мстить. Мстить было за что: мало того, что ограбили, ещё самого же объявили вором.

Через несколько дней началась война. Отряды трёх братьев двинулись к Москве. На помощь к ним пришёл отец, вдохновлённый Всеволожским, и разбитый Василий Васильевич оказался в плену — в первый, но не в последний раз.

Юрий Дмитриевич не собирался мстить ни племяннику, ни снохе. Он освободил пленных и дал Василию Васильевичу в удел город Коломну.

Тогда заблажили родные сыновья. К чему такая милость? Проиграл двоюродный братец — так пусть убирается вместе с маменькой на родину её предков и радуется, что остался жив. Или папаша настолько принципиален, что после смерти передаст ему власть? Тогда за что, спрашивается, боролись?

Так рассуждал Василий Косой. Ему вторили малолетние братья: им хотелось доказать, что они уже кое-что значат. И все трое ушли на север. «Казни дитя во младости, да покорит тя в старости». Юрий Дмитриевич вдруг ощутил, как непрочна его победа. Отъезд сыновей послужил дурным примером: все удельные князья стали требовать самостоятельности. Северяне, с которыми князь Юрий прибыл в Москву, просили в награду чинов и земель, а недовольные московские бояре устремились в Коломну к Василию Васильевичу, и не было возможности их удержать.

Как Наполеон, чувствовал себя Юрий Дмитриевич в городе, где он сам когда-то родился. И как Наполеон, оставил Москву без боя. Осенью того же 1433 года он вернул московский престол Василию Васильевичу, оставив себе Галич и право не воевать с Литвой. Со своей стороны он обещал не помогать сыновьям.

А те не собирались складывать оружие. Против них послали воеводу Патрикеева. Тот, разбив братьев Юрьевичей, сообщил: в их войске видели галицких бояр. Князь Юрий не держит слова.

Новый повод к новой войне. Василий Васильевич сам ведёт войска: скорей добить ненавистного дядю! Галич взят и сожжён, князь Юрий спасается бегством.

И вдруг новая весть: Юрьевичи, собравшись с силами, подходят к Москве. Великий князь поворачивает обратно и терпит поражение. Теперь бежать приходится ему, а Юрии Дмитриевич снова въезжает в Москву.

Как и в первый раз, его триумф пришёлся на Великопостные дни. И, как тогда, победа не принесла ни наслаждения властью, ни покоя. Не прошло и трёх месяцев, как 5 июня 1434 года шестидесятилетний князь Юрий умер от сердечного приступа. Девять лет боролся он за престол, разбудил демона гражданской войны. Но даже умереть в Москве ему не довелось: он умер в походе, преследуя племянника.

Теперь по обычаю на престол должен был вернуться Василий Васильевич как сын старшего брата. Не тут-то было: его место занял Василий Юрьевич Косой.

Краденый престол, как и краденый пояс, не принёс ему счастья.

Через месяц преданный родными братьями Косой бежал из Москвы, а чуть позже попал в плен и был ослеплен. Та же участь постигла и его советника Всеволожского. Но это был ещё не конец.

На гражданской войне не бывает героев. Есть праведники, не желающие участвовать в братоубийстве и пытающиеся остановить других хотя б ценой своей собственной жизни. Есть жертвы войны — мирные обыватели и те, кто волей или по принуждению встал под то или иное знамя. Эти, как и первые, жаждут скорого конца войны, кто бы ни победил в итоге. И есть, «псы войны», которым, по выражению Пушкина «чужая головушка — полушка, да и своя шейка — копейка». К этим последним можно отнести и Дмитрия Юрьевича Шемяку — двоюродного брата Василия Тёмного и злейшего его врага.

На севере Московской Руси, в Галиче, где родился Шемяка, его прозвище означает: непостоянный человек или ещё — торопыга. Когда и за что его так прозвали? В детстве, как чересчур подвижного ребёнка? Или это уже политическая характеристика?

Всего на пять лет он был моложе князя Василия. Пять лет было ему, когда Василий стал врагом всей его семьи.

Дело не сводилось к разговорам, которые он мог слышать за столом. Отец, в традициях своего времени наверняка брал его собой в походы. С юным князем ехала свита: дядьки-педагоги, наставники в военном деле и в соколиной охоте и хоть маленькая, но уже своя дружина.

У власти, как и на войне быстро взрослеют. Взрослеют, на живых людях играя в войну, не умея ценить человеческой жизни. Потом детское неумение переходит в привычку…

В двенадцать лет, как мы уже говорили, князь Дмитрий пирует в Москве на свадьбе у двоюродного брата. Осенью того же 1433 года он вместе с Василием Косым самовольно ушёл из Москвы, занятой в ту пору их отцом.

Прежде чем уйти, братья решили кое с кем разобраться. У князя Юрия Дмитриевича был советник, с мнением которого он считался. Это боярин Семён Морозов. Он убеждал старика помириться с побеждённым племянником, его стараниями Василий Васильевич получил в удел Коломну, которую просил у отца Шемяка. И вот, узнав, что коломенский изгнанник увёл за собою весь старый московский двор, Косой и Шемяка накинулись на Морозова: «Предатель! — кричали они.— Ты погубил нашего отца!» И боярин-миротворец был убит прямо в Кремле. Это был бунт против родного отца — редкое для древней Руси явление. Ясно, что зачинщиком выступил старший брат, за свое злодейство поплатившийся вскоре зрением и свободой.

Пролитая совместно кровь не повязала братьев. В следующем году, во время новой войны с Василием Васильевичем, Шемяка со своими людьми точно также покинет Косого. Вновь — предательство. Впрочем, осознанное ли? Скорее, это поступок мальчишки, возомнившего о себе и не желающего никому подчиняться.

Впрочем, поначалу ему пришлось подчиниться великому Московскому князю. Василий Васильевич оставил кузену Галич с окрестными землями. Иначе поступить ни он, ни его мать не могли: ограбить лояльного родича значило опять вызвать войну, теперь уже со всеми близкородственными князьями.

На какое-то время установился мир. Как нуждалась в нём страна, уставшая от внутренних смут и набегов! Казалось, самое время было сбросить ненавистное иго Золотой Орды и отгородиться от неё прочными рубежами.

В 1437 году Василий Васильевич шлёт на татар объединённое войско московских князей. Во главе его был Дмитрий Шемяка с младшим братом, вскоре умершим. Им приказано идти через Нижний Новгород на Казань, как ходил когда-то их отец. А в Москву между тем идут жалобы: князь Дмитрий перестал различать, где татары, где русские, и сам ведёт себя на русской землю, как татарин.

Дальше все пошло по сценарию гражданской войны начала XX века. Семнадцатилетний «генерал» взят под стражу. Он требует встречи с московским кузеном, тот приказывает его освободить, уверяя, что не давал санкцию на арест. И вдруг узнают, что Шемяка успел бежать, пробрался в родной Галич и объявил войну до полной победы, до московского престола.

Это уже был мятеж: Шемяка нарушил не договор, а присягу. Никаких ни прав, ни преимуществ у него не было: сын младшего брата, сам по возрасту младший и едва ли более опытный, а умения махать мечом и в те времена было уже мало. Между тем только на свой меч, на военную удачу положился Шемяка, надеясь, что другие аргументы легко будет сыскать после победы.

«Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе». Даже у историков Ленинско-сталинской «школы» не нашлось добрых слов для Шемяки. А летописцы, современные ему, зафиксировали ещё один Шемякин «подвиг», возможно, мифический. Однажды к князю Дмитрию пришли два купца с жалобой друг на друга. Установить истину юный князь не смог, но, не желая ронять авторитет, рассудил, как папский Нунций: велел утопить обоих, а их имущество «национализировал».

«Вот он, Шемякин суд!» — пронеслось тогда по Руси. Так возникла поговорка» увековеченная позднее в названии сатирической повести, не имеющей никакого отношения ни к князю Дмитрию, ни к данной ситуации.

Шемяка понимал, что для похода на Москву у него не хватит сил. До поры до времени он довольствовался акциями в стиле Басаева и Радуева и одновременно искал союзников. В этом ему повезло больше, чем отцу и брату. Помощь прислали вольный Новгород, и тверской князь Борис. Обещал помочь кое-кто из двоюродных братьев. «Паны дерутся — у холопов чубы трещат». Мало того, что сами князья терзали Русь своими разбоями, — с востока и с юга опять устремились на Русь обнаглевшие татары. В 1444 году пограничники-мордва пришли на лыжах к князю Василию сообщить о вторжении казанского царевича. Тогда князь успел прогнать варваров.

На следующий год враг пришёл внезапно. Потом винили Шемяку: он, дескать, знал, да не предупредил, и вообще это его люди с его ведома показали татарам удобный путь. Так было или нет — кто теперь скажет?

Битва произошла 7 июля 1445 года возле древнего Суздаля. Внук Дмитрия Донского, Василий был достоин деда. До конца держался он, отбиваясь от окруживших его врагов. Но слишком неравны были силы: не более полутора тысяч бойцов против татарской тьмы.

Израненного Василия с Васильевича повезли к казанскому хану. Щемяка в тот момент не спешил: в Москве ещё была жива Софья Витольдовна и был двор, верный своему князю.

Казанцы назначили выкуп: двести тысяч рублей серебром. Это астрономическая сумма по тем временам. В рекордные сроки — за три месяца — собрали её, вперемешку горькими слезами. А тут ещё, путая правду с ложью, понеслись слухи: с князем едут на Русь татарские темники и мурзы; он дарит им целые города, чего не бывало со времён Батыя; князь любит татар, их речь и обычаи. Не стад ли он сам татарином?

И вот февральской ночью в неурочный час ударил колокол, собирая москвичей на вече. И вот горит княжеское подворье. И вот уже «правительство национального спасения» шлёт гонцов к Шемяке, а князь, недавно вернувшийся из плева, схвачен вместе со своей семьей у мощей святого Сергея Радонежского.

Заступничество святого спасло Василия Васильевича. Попадись он врагам в другом месте и раньше, его бы ждал суд Линча. Тогда списали бы, по обычаю гражданской войны, на «взрыв народного негодования». Теперь же, когда главный победитель въехал в Москву, при свидетелях, после гарантий безопасности, это, сделать было нельзя.

И Шемяка решил поступить с ним так, как он сам когда-то поступил с Василием Косым.

«И положили доску на груди его...» А потом с раскаленным ножом вошёл исполнитель-холоп, а может, наёмник татарин или жидовин…

И свет навсегда погас в глазах того, кто был ещё недавно великим Московским князем. С этих пор и стал он называться Тёмным — живущим в постоянной тьме.

А что же великий князь Шемяка? За днём победы, проведенным скорее всего в пьянке, а не в молитве пришло похмелье. Легко было найти союзников, прельщая их лёгкой добычей. Труднее оказалось стать для них верховным властелином. Узурпатор, получивший власть из рук взбунтовавшейся толпы, мог ли Шемяка требовать подчинения других?

Первым бросил вызов Шемяке воевода Фёдор Басенок, демонстративно отказавшийся присягать новому князю. Его посадили в тюрьму, пригрозив голодной смертью. В ответ началось повальное бегство из Москвы служивого люда и простонародья.

Наконец к Шемяке пришёл с обличительным словом новый митрополит святитель Иона. «Ты клялся, — сказал он, — не делать зла брату. А сам что содеял? Верни князю Василию всё, что можешь вернуть, и помирись с ним, или будешь отлучен от Церкви как клятвопреступник».

Тогда и произошло то, чём примечательно время Василия Тёмного. Жалкий инвалид, которого на санях везли в ссылку, со всеми близкими разлученный пленник оказался победителем могучего и смелого триумфатора. Даже смерть слепого князя не могла изменить положения. Напротив, она вызвала бы всеобщую войну против братоубийцы. И года не продержался Шемяка в Москве. Следующей зимой он ушёл на север, отсиделся и опять начал войну.

Что двигало им теперь? Страх, что его всё равно не оставят в покое, что Тёмный будет мстить? У него, уже понявшего, что проиграл, был выход, достойный его положения. Он решил воевать до конца. Его отлучили от Церкви.

Среди тех, кто в тяжёлые дни поддержал князя Василия, был царевич Касим – сын казанского хана. Ему и в самом деле отдали русский город Городец Мещерский, с тех пор и до наших дней это город Касимов. Перешли под власть Касимова и другие земли в бассейне Мокши, и он переселился сюда с семьей, приближёнными и немалым войском.

Тогда, наверное, и появилось впервые название Темников, относившееся в начале к нынешнему Старом Городу: место где жил и кормился кто-то из касимовских воевод-темников.

Когда в Казани началась борьба, за престол, примокшанские земли; стали опорной базой для сторонников Касима. Сражаясь со своими сородичами, они защищали восточные границы тогдашней Руси.

Их то и пустил Василий Тёмный против двоюродного брата. Снова, в который раз за неполные двадцать лет, запылал город Галич. Из песни слова не выкинешь: Галицкая битва 1450 года — первое известное событие, в котором участвовали хозяева нашего края. Потом будет поход на Казань, потом касимовцы будут биться в Ливонии, потом их отряды придут на зов князя Пожарского. Потом, при Петре Великом, крещёные касимовцы станут русскими дворянами, а не пожелавшие креститься – предками тархановских тювеевских жителей.

А пока по непроходимым костромским и вологодским лесам разбегался в ужасе народ, проклиная и басурман, и слепого князя, и того, за чьи грехи пришла эта погибель. Не успевших скрыться касимовцы гнали на продажу. Впрочем, было светлое и в те времена: выкупать из неволи православных почиталось богоугодным делом. И Церковь, и князья, и просто богатые доброхоты не жалели на это денег. Если же убежавший из басурманского плена прежде на Руси был рабом, то, вернувшись, он получал свободу.

Шемяка скрылся опять. Собрав вокруг себя новгородский сброд, речных пиратов-ушкуйников, ещё три года он нападал на владения великого князя. Ему исполнилось тридцать три, двадцать лет на войне ещё не утомили его.

В Новгород из Москвы прибыл посол Степан Бородатый. В перерывах между переговорами о пограничных землях он склонил на свою сторону одного из бояр, которого считали своим в доме Шемяки, а тот вышел на Шемякина повара. И вот в один из июльских дней 1453 года беглый князь отведал курицы, начиненной сильным ядом.

Так кончилась жизнь князя-война, Стеньки и Дудаева. Без покаяния, без Святых Христовых Тайн умирал он, зная, что все враги его живы и что убийца, не будет наказан. Он верил в свой меч — тот оказался бесполезен. Надеялся на друзей — они предали его и убили.

Князь Василий Темный умрёт через девять лет по вине врача-коновала. Не ему было суждено собрать Русь воедино. Однако за тёмным временем постепенно шло другое – время Великой России.