В 2003 году вышла в свет энциклопедия Республики Мордовия. В первом томе справочника - биографии самых значимых граждан Мордовии. Среди них - наш земляк, уроженец села Матвеево, ныне консультант Председателя Правительства РМ Василий Данилович Еремкин.
В.Д. Еремкин родился в крестьянской семье в послевоенном августе. Среднюю школу закончил в Темниковском интернате. Там же начал писать первые заметки в нашу районную газету «Колхозный путь». В 18 лет принят в Союз журналистов России. Тяга к гуманитарным наукам, творчеству заставила подать документы в Московский госуниверситет им. Ломоносова. Однако сельскому парню без практической работы в приёме на факультет журналистики отказали, зато в Мордовский на зоотехнию приняли сразу.
Свой путь в литературу начинал, работая в редакциях республиканских газет «Молодой ленинец», «Советская Мордовия». Был заведующим молодёжной редакцией и заместителем главного редактора общественно-политических передач на мордовском телевидении.
Он автор рассказов и очерков о деревне. Уже в 1968 году в Мордовском книжном издательстве вышла его первая книжка «Вырастут деревья большими». Затем в разные годы – ещё ряд изданий: «Рядом шептались колосья», «Стряпухины», «Саранск», «Не остуди сердце своё». Все книги пронизаны любовью к людям, родному мордовскому краю. Сам Василий Данилович - глубоко человечный и добрый, поэтому все его герои честны и порядочны, независимо от того, в какие бы сложнейшие ситуации ни попадали.
Василий Данилович - Лауреат государственной премий РМ и Союза журналистов МАССР. Награждён медалью «За трудовое отличие».
А читателям предлагаем один из рассказов писателя.
Он умирал
на вечерней заре.
Стояла ранняя
сухая осень.
Остывшее за день порыжелое солнце успело спрятаться то ли за горизонт, то ли за тучу - Надежда Алексеевна не различила это, но, почувствовав льющуюся из раскрытого настежь окна горницы прохладу, определила наступление вечера. Где-то вдалеке, на горизонте, схватывались зловещие зарницы, яркие всполохи их она увидела, закрывая створки окон. В чулане, за печкой, беззаботно насвистывал свою незатейливую мелодию сверчок, конечно же, не подозревая всей трагичности происходящего в доме. Нежно пламенеющий пожар берез, растущих неподалеку от дома, тоже наводил невеселые мысли о скоротечности человеческой жизни.
На душе у Надежды Алексеевны давно было неспокойно, тоскливо, а сейчас стало все настойчивее проявляться чувство неопределенности и растерянности: она уже начинала бояться этой минуты, не представляя, что же дальше-то тогда ей придется делать. Беспокоило еще и то, что до сих пор просьбу Михаила она не выполнила: вчера вдруг пожелал он увидеться с родным сыном. Соседи помогли передать Игорю эту просьбу отца. И вот, считай, сутки прошли, а к ним так никто и не пришёл.
А Михаил Андреевич действительно умирал, сомнений теперь в этом у неё уже не было.
Надежда Алексеевна сидела рядом с кроватью, прислушивалась к неровному дыханию, с тревогой всматривалась в знакомые черты лица, жалея, что помочь, наверное, ничем ему она уже не сможет. И как обрадовалась, когда Михаил попросил пить. Вернее, даже не попросил, это она так поняла, скорее даже догадалась, чем услышала, что он попросил воды.
Надежда Алексеевна несла из чулана бокал с холодным кипятком и уже в горнице оторопела: муж, второй день лежавший почти недвижимо, пытался перевернуться на бок. Но это у Михаила не получалось, силы, видимо, действительно уже оставляли его.
Она присела на кровать, осторожно подсунула руку под голову Михаила, подняла его и, словно малолетнего ребенка, из чайной ложки напоила. Надежда Алексеевна смотрела на Михаила, вроде бы всё понимая, и в то же время спрашивала себя: он это или нет? Так сильно изменился. Только до боли знакомый голос выдавал – да, это действительно её Михаил, с которым они вместе учились и были влюблены. Всё шло к тому, что вот-вот поженятся.
Но, как часто бывает в таких случаях, всё решил один вечер, когда Миша сделал ей предложение. Она не удивилась - восприняла это как само собой разумеющееся и ответила только: «Спасибо, милый, а что если друг жизни у меня уже есть? Ты можешь допустить это?». Сказано было, конечно же, шуткой, слова слетели с языка как-то неожиданно для неё самой. Он же понял всё всерьез, обиделся, но вида не показал и, как всегда, проводил её до калитки. Простились они в ту ночь холодно и больше не встретились ни на следующий день, ни через неделю. Надя-то всё думала, что никуда он не денется, придёт, снова пригласит её погулять вечером в парке. Но он не приходил. Мало того, вдруг узнала Надежда, что жениться собрался Михаил. Не поверила она этому вначале, но вскоре в посёлке действительно сыграли свадьбу.
Пришёл Михаил к ней только спустя два года, когда сын уже у него рос. Игорем его назвали, когда уже шла война. Их одноклассники находились на фронте, а Михаил оставался дома - бронь у него была. И в военкомате, несмотря на его настойчивые просьбы отправить в армию, отвечали отказом.
В тот осенний вечер Надя успела поужинать. И вдруг неожиданно услышала знакомый сигнал-свист, похожий на журавлиный клик. Так давал о себе знать только Миша. Ослышаться не могла. Подошла к окну, отодвинула занавеску и оторопела: во дворе действительно стоял Михаил.
Надя быстро оделась и вышла на улицу, предчувствуя в душе что-то недоброе, волнуясь. «Здравствуй - тихо произнес он. - Вот пришёл... поговорить. Ты не ругай меня. Надя». «Чего случилось-то?» - спросили. «Ничего... Уезжаю я завтра...». Так узнала она, что Михаил всё-таки добился своего - отправляется на фронт.
Они долго гуляли по вечерним улицам поселка. Михаил на этот раз был необычно задумчивым: «А я жалею, Надя, что у нас с тобой так всё получилось... Но всё равно ты для меня по-прежнему самый дорогой человек. Пусть поздно, но я это уже понял». Что он имел в виду, Надя поймёт много позже. А в тот вечер не обнял он её и не поцеловал. Долго и пристально всматривался в лицо её, видимо, припоминая что-то одному ему только известное. Так вот и разошлись они тогда.
Писем с фронта он ей не писал, хотя Надя и ждала, переживала. И необъяснимо как обрадовалась, когда узнала, что вернулся Михаил в посёлок! С орденами да медалями. Израненный весь. Контуженный. Но живой. В её же жизни за годы войны ничего не изменилось: по-прежнему жила одна, всю себя отдавала работе.
Библиотечное дело знала, любила, поэтому все у неё получалось. Праздником считала Надежда день, когда приходил в библиотеку Михаил. Надежда всегда ждала этого дня. Она садилась в читальном зале рядом на свободный стул и расспрашивала Михаила о житье-бытье. Он вполоборота поворачивался к ней, всматривался в знакомые черты лица, вздыхал: «Эх, Надюша, как время-то бежит...» Смотрел на часы, видимо, давая понять, что уже и так задерживается здесь. Но рассказывал, и о себе, и о своей семейной жизни, о сыне. Взаимоотношения Михаила с Игорем всё больше интересовали Надежду.
Игорь подрос как-то незаметно. Весь в отца, говорили. Поступил учиться в техникум, там с девчонкой подружился, стал домой её приглашать, потом познакомил с ней родителей. Всё дело шло к свадьбе. Но однажды невестка пришла на работу к Михаилу и со слезами на глазах поведала о том, что отказывается Игорь от отцовства, и никакой свадьбы, мол, не будет.
Разговор с сыном получился у Михаила «крутым». «Блудить я тебе не позволю. Поэтому давай договоримся: или ты все-таки женишься на Ирине, или...». На сторону сына встала мать, она рьяно защищала Игоря, говорила, якобы ошибся парень, с кем не бывает в таком возрасте. Да и не в том, мол, дело-то, что запрещенного плода Игорек откушал, а в том, что надо ему ещё и в армии отслужить, учёбу в техникуме закончить, - поэтому где уж тут до свадьбы. Михаил не унимался: «Не позволю, чтоб дитя росло без отца... Порядочные люди так не поступают». Но Игорь так и не женился. А когда ушёл в армию, Ирина родила сына.
Пока Игорь находился на службе, Михаил уговаривал жену: «Давай и мы сюрприз сыну приготовим - Ирину к себе жить заберём, а вернётся Игорь, может, всё и образуется у них, глядишь, и нашей фамилии стыдно не будет». Жена была против: «Что ты на сына-то родного наговариваешь, что никак не поймешь - помогать мы должны детям в жизни, а не мешать». Слово за слово, договорились до того, что жена в сердцах оросила: «Ну и иди ты со своей фамилией... На все четыре стороны иди, понял?».
Дело приняло крутой оборот: Михаил стал не нужен ни жене, ни сыну. Тут всё, чаще стало тревожить сердечко, порядком уже износившееся в беготне на жизненных дорогах-ухабах. По ночам чаще «скорую» стал вызывать, по больницам похаживать. Скоро определили ему инвалидность, пенсию назначили, работу пришлось оставить.
В читальном зале стал появляться реже, о своем житье-бытье рассказывал неохотно, на вопросы частенько отвечал невпопад. Надя чувствовала: тяготит мужика с что-то, беспокоит.
На дворе тем временем опять осень, и снова жди, Надежда, курлыканья журавлей, улетающих в теплые места.. Вроде бы всё так же тихо несёт свои воды Мокша, и неслышно шепчутся о чём-то ивы на её берегах, а ночное небо над посёлком по-прежнему усеяно горошинками звёзд. Она одного не могла понять: падают же до они, но почему-то меньше их не становится на небе, звезд-то?
Не от того ли и вся жизнь порой представлялась ей долгой, бесконечной? На самом же деле годы мчались, словно кони, и никому ещё не удалось ни придержать их, ни повернуть назад.
Надежда не ворошила прожитое - просто не хотелось этого делать, не хотелось отвечать, когда любопытные интересовались, почему же, мол, ты, такая хорошенькая, в девках-то засиделась... Не поверит ей никто, да и не поймет, что любит она одного человека и только ему будет до конца жизни своей предана. Ну а то, что одна до сих пор живет - это точно, но она надеется, верит измениться еще все может. Не должно же быть любви безответной, не должно...
Они не виделись почти год. Хуже того, Михаил избегал встреч с Надеждой - в этом она не сомневалась, вот только не понятно было, почему? И это усиливало её беспокойство.
И вот, наконец-то, они встретились! Михаил, словно отрешенный, тихо шёл по тротуару, низко опустив голову, не замечая вокруг ничего и никого. Резко остановился, когда Надежда неуверенно окликнула. Остановился, назад глянул, и она обрадовалась несказанно: да, это он перед ней стоит, Михаил.
И она бросается ему на шею, обнимает, целует, говорит чего-то неразборчиво. Михаил долго не понимает ничего. Он ошеломлён. Прохожие останавливаются, удивленно глядят на уже немолодых людей. И Надежда целует его, отпустить от себя боится. По-прежнему притягивали к себе, звали и его глаза, в голубизну которых она так и не смогла наглядеться досыта... Вот и не устояла Надежда перед соблазном, вот и дала себе волю, хотя и самой не верилось, что всё это на самом деле. Ей казалось, что это она во сне колодезную воду пьет, на васильковых цветах настоянную, и напиться никак не может, только пьянеет.
Потом, словно просыпаясь, она осторожно освобождает Михаила из своих объятий, а сама ещё пристальнее всматривается в знакомые черты лица. И только тут, тихо и незаметно подходя к парку, Надежду диво взяло: изменился-то он как - похудел, осунулся, совсем седым стал. «Что случилось с тобой, Миша?» - спросила Надежда и остановилась.
Изумлённый красотой осеннего парка, Михаил стоял и радовался листопаду, тишине, ласковому и приятному теплу. «Хорошо-то как, Надя! Прожил я столько, а такой красоты ещё не видел». Он говорил, а сам завороженно любовался, как, кружа, тихо и свободно падали на землю разноцветные листья, и казалось ему: это посланники с других каких-то миров пожаловали в гости. Сели на скамеечку. Постепенно он разговорился. И только сейчас Надежда узнала, что его мучает. Сын. Игорь так и не захотел жениться, а Ирина с ребёнком одна живет... Из-за этого разлад у Михаила в семье. «Приходится стирать самому, а в столовую бегать надоело...» - говорил Михаил нехотя, часто оглядывался вокруг, вроде боясь чего-то.
И Надежде стало так его жалко! «Да что же ты, Миша, себя-то не жалеешь? Не думай, что ты не нужен никому... Нужен! Поэтому переходи-ка ты ко мне, горюшко моё, а уж я не буду тебя обижать».
Михаил, видимо, не ожидал такого предложения - она заметила, как по лицу его пробежала лихорадочная дрожь. Опустил вниз голову, обхватил её руками и долго ещё сидел так, видимо, соображая, что же ответить. «Подумать надо…» - тихо и виновато произнёс, и даже сам почувствовал, как голос задрожал, захрипел.
Спустя две недели Михаил Андреевич перешёл жить к Надежде Алексеевне. После она вспомнит, что для неё тогда начались самые светлые дни жизни, а для него - самые трудные, самые тяжёлые.
Надежда Алексеевна понимала его внутреннее состояние, да Михаилу Андреевичу и самому тяжело было скрывать свои переживания. Вдруг, ни с того ни с чего, становился он озабоченным, замкнутым, ему плохо спалось, во сне он часто бредил, метался, места себе порой не находил - беспокоился за надломленную уже судьбу Ирины, осуждал Игоря, ни стыда у которого, ни совести. «А мальчонка-то, внучок, разве виноват, что без отца так и будет жить?». Так что же делать?... Думал Михаил Андреевич обо всём этом, думал и ничего путёвого придумать не мог, ну а если и приходила мысль о возвращении назад, к жене, он тут же отгонял её, эту нехорошую мысль. А еще трудно было Михаилу от того, что Надю стеснялся - как следует, не привык, видать, к ней, толком не знал её привычек - это тоже беспокоило его.
Надежда Алексеевна понимала всё это, всячески старалась облегчить его положение. Они вместе стали чаще навещать Ирину и её сына. Ничего не жалела она ради Михаила. Не жалела себя. Отдавала ему всё, что могла - и неостывшую ещё любовь, и нерастраченную ласку. Щедро делилась, во всём стараясь помочь, страдания облегчить. И Михаил потихоньку начинал оттаивать.
У Надежды был приусадебный участок. Той же поздней осенью Михаил стал наводить порядок на нём, весной обработал, как следует, начал выращивать хризантемы - как-то совершенно случайно узнал, что очень уж любит их Надя. Цветы скоро распустились и стали похожими на большой сугроб снега.
А Надежда Алексеевна, радуясь неожиданно нахлынувшему долгожданному счастью, сама цвела как эти хризантемы. Боялась только, вдруг отнимет у неё кто-то эти счастливые мгновения, до конца жизни готовая купаться в голубизне по-прежнему молодых глаз Михаила, птицей лететь с ним.
Но сил, чтобы помочь справиться Михаилу со страшным недугом, не хватило и у Надежды, и не её вина, что притихшая было болезнь снова начала прогрессировать.
Ложиться в больницу Михаил наотрез отказался.
Она уходила на работу в библиотеку, а он, уже не в силах работать на огороде, выходил только во двор, садился на скамейку, поджидая Надежду. Она частенько отпрашивалась с работы, забегала домой проведать его, как за дитем малым ухаживала.
Состояние Михаила ухудшалось. И она как-то сразу почуяла, что дни её недолгого счастья сочтены. Видимо, и Михаил это понимал. Однажды попросил: «Ты уж не ругай меня, но, похоже, последняя просьба у меня к тебе: позови Игоря... а?»
Она без слов выполнила просьбу.
Игорь с Ириной и сыном пришли на следующий день. И только сейчас Надежда заметила: а внук-то у Михаила - весь в деда!
Она не прислушивалась к тому, о чём они говорили, возилась, с ужином на кухне и нет-нет, да и забегала в горницу. Видела только, как горели глаза у Михаила, как ему хотелось встать. Он даже сделал невозможное: сел на кровати.
«Молодец, сын, что остепенился... Не обижай Ирину и дальше». Надя находилась на кухне, готовила ужин и невольно прислушивалась к разговору. Она уже начала беспокоиться за Михаила, чувствуя, как с каждой минутой ему тяжелее приходилось говорить, да ещё торопился он вдобавок. «Напоследок скажу... ты... помогай и этой женщине ... Надежде Алексеевне... чем можешь... Хороший она человек ... доброе у неё сердце... Не оставляй её... прошу тебя...».
Надежда Алексеевна выбежала в коридор, по привычке хлопнув дверью, и в нерешительности остановилась у окна, выходящего в палисадник. И только тут заметила, что ещё недавно гордо полыхавшие во всю свою силу хризантемы начали вянуть. Она стояла так, дивуясь, а по щекам из глаз безудержно текли слёзы...
Немножко успокоив себя, Надежда Алексеевна вернулась в горницу, Михаил Андреевич уже лежал на кровати, ничего не говорил. Молчали и гости. От ужина они отказались, но пообещали завтра зайти снова.
Вечерело быстро. Михаил попросил открыть окно. В прохладном, расцвеченном красками зарниц неба, послышались странные звуки. Надежда выглянула в окно - в небе длинной цепочкой тянулся клин журавлей. Повернулась: Михаил тоже вслушивался в мелодию тоскливой песни. И плакал.
А журавли летели высоко в небе, унося с собой на крыльях лето.
И далеко окрест слышен был в вечерней тиши их клик. Их зов. Зов продолжающейся на нашей грешной земле жизни.