Март 1919 года. Здание бывшей женской гимназии. В холодном классе, освещённом керосиновой лампой, идёт первое комсомольское собрание. Первыми записываются в комсомол Миша Панфилов, Нюра Лебедева, Зоя Петлинская, Витя Щепетнов, Шура Бочкарева. Из них и избирается комитет для руководства организацией. Инициаторы создания комсомольской организации в Темникове коммунисты Владимир Квитневский и Екатерина Бочкарёва призывают нас принимать активное участие в укреплении Советской власти, вести культурную и политическую работу среди населения.
«Безбожники»
Выходит декрет об отделении школы от церкви. Это постановление правительства мы выполняем практически: комсомольцы школы второй ступени окружают кафедру, а их вожак Зоя Петлимская под выкрики учеников-мещан вытаскивает из угла покрытую паутиной икону. Поднимается шум и несётся: «Безбожники!».
Мы стали атеистами. Если в те годы в Москве Луначарский в диспутах на религиозные темы состязался с архиереем Введенским, то у нас это делал заведующий отделом народного образования, блестящий знаток священного писания и ярый противник мракобесия 3.Ф. Дорофеев.
На диспутах в здании уисполкома бывало всегда многолюдно и шумно. Захар Фёдорович воевал с попами-академиками Петром и Митрофаном. Они часто хватались за крест, не находя аргументов против противника, оперирующего научными фактами. Мы неистово аплодировали, всей душой желая попам полного поражения.
Засуха 1921 года. Создаются комитеты помощи голодающим Поволжья — «помголы». Мы ходим по церквам уезда и снимаем золотые ризы с икон, чтобы потом реализовать их на продукты. Мы не слушали предсказания обывателей об «отсыхающих руках», мы спасали людей от голодной смерти.
Мы были воинствующие атеисты. И когда многим из нас приходило время обзаводиться семьей, никто не справлял церковных обрядов. Первую красную свадьбу мы сыграли на зелёной поляне Санаксырского леса, поздравляя с законным браком наших товарищей Зою Петлинскую и Василия Киреева. Никто также не крестил своих детей. Ребёнка приносили в здание укома комсомола, товарищи по очереди брали его на руки и давали ему свои напутствия в жизнь. Это мы называли «октябринами».
Все товарищи
Мы жили дружно. Было ли какое собрание — все шестьдесят комсомольцев сидели вместе, шёл ли митинг — выстраивались плечом к плечу. Приходишь, бывало, на учительский съезд, где преподаватели-большевики сражаются с группой эсеров, сейчас же оглядишься, где наши — займёшь место рядом с товарищами. Аплодируем своим, шлём «долой» - враждебным элементам. И всё это идет как из одной комсомольской груди. Так действовали первые комсомольцы, которые мужели в обстановке ожесточённой классовой борьбы.
Комсомольские субботники — как они сближали нас! Мы рыли ямы для столбов, убирали мусор с площадок и дворов общественных зданий, девчата клеили конверты, шили мужское бельё и кисеты для красноармейцев. Каждую неделю пилили и кололи дрова, которые коммунисты заготовляли для города в Емашевской роще.
Поработав, «атаковывали» столовую, где кроме похлёбки с кониной и чечевичной каши, называемой нами «карими глазками», ничего не было.
Но мы пели, были веселы. Мы жили дружной семьей. Ребята в присутствии девушек не допускали ничего лишнего, не позволяли себе никаких вольностей. Мы уважали достоинство каждого. Все мы были товарищи. Даже когда признавались в любви, мы говорили: «Товарищ такая-то, я вас люблю». Сухо? Может быть. Но время требовало говорить: «товарищ».
Ночёвки в укоме
Дома у себя мы почти не бывали, нередко даже ночевали в укоме комсомола. Девушки, бывало, принесут картошки и капусты, мы — книг побольше и долго-долго читаем, беседуем о жизни, о будущем. А то, ночуя на столах укома, положив под голову подшивку газет, мы мечтали о мировой резолюции - и говорила о том, как вести себя, чтобы быть на высоте идей коммунизма. А вести себя мы хотели так, чтобы наши поступки могли принести пользу рабочему классу.
Работали комсомольцы самозабвенно. Бывало, иногда так погружались в дела, что забывали обо всём. Один пример.
Однажды Зоя Петлинская и Александра Бочкарёва, наши учительницы-ликбезовки, настолько увлеклись беседой о школьных делах, что не заметили, как настал вечер. Город был на военном положении — по уездам Тамбовщины сновали банды Антонова. Пропусков у девушек не было, и их задержал патруль. Не успели они опомниться, как очутились в городской тюрьме. Сказать к чести их, комсомолки не растерялись. Они, как признались потом, вообразили, что сидят в тюрьме за дело рабочего класса, как революционеры. Им, видите ли, захотелось, хотя отдалённо, испытать их чувства. Они даже отказались уходить, когда комендант города Борис Петлинский хотел «выгнать в шею». Они заявили: раз нарушили правило — надо отвечать наравне со всеми. Это была принципиальность.
«Красный террор»
Контрреволюция отступала с боями. Атюрьевские кулаки убили группу продармейцев, среди которых был темниковский юноша Ваня Михайлов. Живым продармейцам они вспороли животы и, насыпав в них ржи, полуживых зарыли в землю.
Мы ненавидели врагов жгучей ненавистью. Мы объявили им свой, красный, террор. Когда банда грабителей в районе Теньгушева сделала очередной налёт, комсомольцы встречали её с оружием в руках. Осенью двадцатого года был разгромлен и мятеж кулаков и монахов Рождественского и Санаксырского монастырей — отголосок антоновщины.
Мы все были бойцами отряда частей особого назначения. По первой тревоге бежали с винтовками в здание укома партии и ждали приказа выступать. Но чоновцы были не просто бойцами, они выполняли разные поручения. Бывало, требовалось доставить какой-нибудь секретный пакет, и комсомольцы седлали коней и мчались сквозь ночь и выстрелы из кулацких обрезов. Каждый день назначались на дежурство в укоме партии два человека, но приходили десятки, и каждый готов был в любую минуту рисковать жизнью.
Всегдашняя мобилизация
Летом двадцать первого года засуха выжгла хлеба в 35 губерниях Поволжья. Голодали 50 миллионов человек. Чем мы могли помочь?
На открытом партийном собрании, посвящённом борьбе с голодом, мы один за другим вставали с мест, шли к столу президиума и молча клали ценные вещи. И отходили, не произнося ни слова.
Все работающие комсомольцы ежемесячно отчисляли в пользу голодающих часть своего продпайка и зарплаты. Одновременно мы шли в деревни и выступали на крестьянских сходах. Так мы добывали хлеб для голодающего Поволжья. В этих целях давали платные концерты. Были у нас свои артисты. Аркадий Новочадов играл на рояле, Пётр Струнников и Елена Приезжева были танцорами, Николай Першин, Людмила Петлинская и я — чтецами. Спектакли одно-трёхактных пьес мы «пекли, как блины».
Был голод. Но еще шла гражданская война. На укрепление красного флота мы послали своих товарищей Германа Приезжева и Василия Жуковского. В двадцать втором начали шефство над молодым флотом, ежегодно высылали в губфлоттройку четыреста рублей, заработанных на воскресниках, платных концертах, выделенных из зарплаты. Для краснофлотцев собирали тёплое белье, табак, книги, многое другое.
Мы были мобилизованы на защиту Советской власти. В битвах за неё проходила наша юность.