Милостивый государь Василий Степанович!

По бумагам, присланным ко мне от Вашего превосходительства, усматриваю жалобы трех президентов, в Занте находящихся, и секретаря Хориати на господина Тизенгаузена вознесены бесподобными клеветами и несправедливостию; Секретарь Хориати и с ним товарищ бывший в Корфу даже против меня напутали не только неприличные, но чрезвычайно дерзкие несправедливости и принять бы их, казалось, весьма трудно, ибо сами себя обличают бесподобно дерзкими. Я ни в каком случае не предпринимал и ничего не пропустил в содержании спокойствия, нет ни одного моего решения дел по жалобам, инако как только предложены в судебные места к рассмотрению и решению по законам. Никто ни в чем не могут на меня пожаловаться в какой либо неправости. Дерзость сего секретаря заслуживает по законам всякую важность, напротив объяснения его объявить имею кой час жалобу от трех президентов получил я на господина Тизенгаузена и о возмущениях народных, в Занте случившихся, в то самое время предложил Сенату послать туда одного сенатора, предписать собрать общий Большой Совет и оным исследовать все, что должно, привести в тишину порядок и примирение и уведомить меня о последующем, кто в чем окажутся. Генеральным консилиумом все там исследовано и от оного мне знать дано, что оказались виноваты те три президента и секретарь Хориати; общим консилиумом сделаны некоторые смены, но я как скоро об оном получил сведения, тот час послал письма не делать в сие время никаких перемен, но все прекратить миром и согласием, так как я и всегда писал только об оном, чтобы сохраняли все между собою мир и доброе согласие, тишину и порядок, и что я ничего другова и не желал и ни во что не вхожу; тоже писал и к президенту, которым по прибытии в Занте возмущения народные отвращены и успокоено, и затем приказал ему возвратиться немедленно в Корфу. Надеюсь, что в сие время в Занте уже спокойно; всякие перемены должны быть отложены. С Генерального Совета дворянства воли я ни в чем не снимаю и сам ни во что не вхожу и не мешаюсь, и Тизенгаузену предписано, чтобы не мешался ни во что, а возвратился бык команде; а после сего, получа письма Вашего Превосходительства и копию с высочайшего повеления, Вам последовавшего, и еще повторительно писал тоже, чтобы ничего отнюдь не предпринимали, ожидали бы нового плана. При всяком случае стараюсь я о совершенной пользе и спокойствии сих островов, теперь наиболее усугубляю мое старание расположить всех, чтобы принято было новое сие уложение с уважением и благодарностию за высочайшую милость и благоволение государя императора. Сожалею, что Ваше Превосходительство изволите верить трем или четырем несправедливым людям, которые по особым обстоятельствам наносят клевету, увеличивают дела, переменя их из добрых худыми против Тизенгаузена, даже и против меня. Тизенгаузен настоящим исследованием всего дворянства оправдан. Я не желаю распространяться теперь ни об чем до меня касательном, личное иметь буду удовольствие с Вами видеться, тогда изволите узнать. При теперешних обстоятельствах ни время, ни польза дел, как им быть должно, не позволяют. На сей случай всякую обиду, мне причиненную, почитаю за лучшее перенести терпеливо и не показать при теперешнем открытии и о новом плане никакого удовольствия, а паче долгом поставляю сделать и вид всякого благоприятства и доброжелательства и не было надобности, чтобы кто напоминал мне об оном, я обо всем буду иметь честь объясниться лично. Скажу только, что господа депутаты, в Константинополе находящиеся, пишут во множестве писем великие непристойности, оскорбляющие важных особ. За неудобность почитаю теперь вступаться в защищение наносимой ими клеветы, а дам знать об оном Вашему Превосходительству лично, что они заслуживают за неосторожность свою всякое взыскание. Получающие от них письма не оставили их разглашать повсюдова под видом будто бы несколько скрытным но неприличным. Я все это доставлю Вашему Превосходительству в сведение лично. Вы гневаться соизволите на меня понапрасну, ежели что в пользу островов писал я к Вам, это делал я из единственного доброжелательства к островам, не считая Вас оскорбить. Мне казалось, что все вообще, кроме некоторых, желали двух или трех пунктов из прежнего Плана, потому по просьбе многих к Вам и писал. Я ничего другого не желал и не желаю, как только, чтобы выполнять усерднейше высочайшую волю Его Императорского Величества. Писал я к Вам в рассуждении Плана некасательно положения о Республике, а об одной только внутренности. За сим обо всем и о прочем представляю лично Вашему Превосходительству, бумаги какие я имею. Ничего никогда не желал и не желаю, как только миру, тишины и спокойствия в островах. С тем их оставляю. В прочем с наивсегдашиним моим к Вам почтением и совершенною преданностию имею честь быть

Милостивейший государь Вашего превосходительства Покорнейший слуга Федор Ушаков

АВПРИ. Ф. 89. Оп. 8. Д. 926. Л. 2–3 об.